Моя идеальная

Сколько придётся. По крайней мере, до тех пор, пока не буду уверена, что не сделаю любимому хуже своими словами.

— Слушай, можешь сколько угодно прикидываться немым овощем, но хотя бы не делай вид, что не понимаешь меня. Я просто хочу найти своего брата. Я же понимаю, что ты знакома с ним. Не заметить нашего сходства просто невозможно. — ухмыляется грустно и переводит дыхание. — Не знаю, что тебе известно обо мне или о нашей семье, — ничего неизвестно, — но я… — замолкает, шумно гоняя воздух. Ловлю в фокус его глаза и читаю в них нескрываемое сожаление. — Я скучаю по Артёму. Я просто хочу поговорить с ним. Я… Блядь… Я должен перед ним извиниться. Я был пиздюком и наговорил того, чего не должен был. Знаю, что это не оправдание, но всё же… Просто дай мне шанс исправить это дерьмо. Можешь и дальше молчать. У тебя, уверен, есть причины это делать, но хотя бы подумай над моими словами. Я не верю, что у тебя вдруг кукуха поехала. У нас с братишей была нелёгкая жизнь, но ему всегда доставалось больше. — продолжает свою исповедь. Неужели у Северовых какая-то установка выворачивать передо мной душу? Ладно Тёма, но Егор… Почему он делает это? — Отец лупил нас по поводу и без. Артём всегда защищал меня, а я даже ни разу не сказал ему спасибо за это. Только благодаря брату моя жизнь была не такой ужасной, как его.

Закрываю глаза, снова сдерживая слёзы.

Господи… Через что же моему любимому пришлось пройти? Боже…

Даже мне за него больно так, что ком в груди все органы размазывает. А какого было ему? Как же он жил со всем этим?

Сжимаю кулаки под одеялом и просто стараюсь не разреветься.

Была уверена, что после той кошмарной ночи в лесу меня уже ничего не может зацепить, но это… Не просто цепляет, а пробивает насквозь. По сердцу дубинами лупит.

Сжимается сердце. Медленнее бьётся. Скулит от боли за любимого.

Восемнадцать лет он жил не просто без тепла и заботы, а загибаясь от боли, которую причинял близкий человек. Родной отец.

Боже, да как же так можно со своими детьми поступать? Они же твоя плоть и кровь.

Я не заплачу. Не заплачу…

Отворачиваю голову, выдавая себя с потрохами, и позволяю влаге пролиться. Щека и висок мокрые. Солью стянуты. И волосы ей пропитываются.

— Знаешь нашу историю, да? — тихо спрашивает Северов, перегибаясь через спинку стула. — Если знаешь, то я понимаю, почему ты молчишь. Защищаешь его. Ведь так? Просто дай мне этот сраный шанс исправить хоть что-то.

Продолжаю упорно молчать, но ведь броня уже пробита. Нет её больше.

Как же сложно хранить молчание. Так и хочется подорваться на кровати и рассказать Егору о брате. И сотни вопросов задать. Узнать все подробности. Я бы вынесла это. Обязательно бы справилась, чтобы помочь Тёме. Просто попросить позвонить ему. Рассказать всё как есть. Чтобы Артём хотя бы знал, что я жива и относительно здорова. И самой убедиться, что он в порядке.

Но я ничего из этого не делаю, продолжая безмолвно плакать.

Это только одна версия. Версия младшего брата, а я не могу быть уверена в том, что у старшего она не отличается.

Егор тяжело выдыхает и поднимается.

— Я не вру. Это правда. Я хочу попросить прощения за то, что сказал брату, что он умер для меня. Это не так. И ещё… Не знаю, что у тебя с ним, но если он хоть что-то для тебя значит, то подумай над тем, что ты девять дней провалялась в коме, и Артём понятия не имеет, где ты и что с тобой. — бросает устало и выходит за дверь.

Едва она закрывается, как я сворачиваюсь калачиком и реву, кусая зубами разбитый кулак.

И я, мать вашу, сдаюсь. Хватаю с тумбочки какой-то лист с медицинскими записями и ручку и пишу номер. Свой. Как ни стараюсь вспомнить ни номера Артёма, ни Вики, ни Антона восстановить в голове не удаётся. Даже родителей номера не помню.

Но делаю я это не для себя или Егора. Понимаю же, что вроде девять дней не так уж и много, но неизвестность… Меня бы она убила. И Тёму, я уверена, убивает.

Перед глазами встаёт та страшная картина из спальни, и я роняю лист вместе с ручкой и снова рыдаю, пока не удаётся отключиться и провалиться в сон.

Будит меня лёгкое касание и мужской голос. Поднимаю распухшие веки и утыкаюсь взглядом в человека, который так долго издевался над моим любимым.

В том, что это и есть отец Северова, сомнений не остаётся. Белые с серой сединой на висках волосы. Выгоревшие, но всё же нереального цвета глаза. И черты лица… Я думала, что у Артёма они жёсткие, но у этого человека они прямо таки пронизаны жестокостью. Хотя взгляд и ровный, и даже успокаивающий. Если бы я не знала, на что способен этот мужчина, то поверила бы в то, что он просто добрый доктор, который помогает людям.

Господи, но как можно спасать чужие жизни и при этом ломать судьбы собственных детей?

Сжимаюсь не только внутренне, но и внешне. Буквально в комок скрючиваюсь от его прикосновения.

Он напоминает мне Должанского. Красота снаружи и гнилое нутро.