— Пришла в себя. — констатирует спокойно, ощупывая рёбра. А мне не просто орать хочется, а сбежать со скоростью света как можно дальше. Эти мягкие руки, изучающие мои раны… Те самые, которые наносили сокрушающие удары. — Это хорошо. Как тебя зовут? Что случилось? Кто тебя ранил? Как ты себя чувствуешь?
Вопросы сыплются один за другим, но я лишь в кровь разгрызаю губы, что бы не закричать и не выдать себя и Тёму. Если он поймёт, что мы знакомы, то вряд ли даст мне возможность просто свалить отсюда по-тихому.
Только силой воли успокаиваю гремящее сердце и кривое дыхание. Спустя пару минут мне это удаётся. Внешне ничем не выдаю ни внутренней бури, ни ненависти, ни омерзения от одного его присутствия. Утыкаюсь глазами в одну точку, даже забывая моргать, пока он обрабатывает рану от ножа и сменяет повязку.
Улавливаю все его бесконечные вопросы, но не издаю ни звука. Даже движения не воспроизвожу, пока он не оставляет меня в покое и не уходит.
Как только слышу хлопок двери, подскакиваю на ноги, но тут же со вскриком боли заваливаюсь на пол. Ногу такой болью прошивает, что слёзы сами течь начинают, как ни стараюсь держаться. Дышу шумно и тяжело, переживая болезненный приступ. Едва удаётся очухаться, обыскиваю глазами комнату, ища лист, на котором писала номер, но его нет.
Страх мгновенно окутывает.
Что если этот изверг его забрал? Если позвонит и Артём поднимет трубку? Что же будет?
Нельзя позволить ему это сделать.
Преодолевая боль, выхожу в коридор, но сразу сталкиваюсь лицом к лицу с Егором.
Больше нет смысла прикидываться дурой, поэтому выталкиваю с дрожью:
— Лист с номером?
С надеждой на парня смотрю. Он несколько раз моргает, а потом гулко выдыхает.
— Я забрал.
После этих слов выдыхаю облегчённо и я.
— Хорошо.
— Значит, овощем больше не прикидываемся? — выбивает с улыбкой, а у меня сердце сжимается от тоски по Артёму. Когда младший улыбается, он точь-в-точь как Тёма. — Расскажешь?
Качаю головой и, хромая, возвращаюсь в палату. Ничего не говорю, потому что слишком страшно становится от того, к чему мои действия могут привести. Внутренности в такой болючий узел стягивает, что я просто отключаюсь от реальности.
Егор задаёт какие-то вопросы, но я даже не стараюсь их слушать.
Что же я надела? Если он позвонит Артёму, то как тот отреагирует? Сколько же я ещё буду делать ему больно?
Спустя около половины часа Северов младший уходит, так и не добившись от меня какой-либо реакции.
Я могла попросить его не звонить Тёме, но какого-то хрена не сделала этого. Почему? Ну почему я, мать вашу, такая беспросветная дура? Зачем вообще написала эти грёбанные цифры, вместо того, чтобы попросить телефон у той же медсестры или пойти на сестринский пост и позвонить оттуда? Что же вытворяю? Почему не расспросила младшего брата Артёма обо всём?
Голова начинает болеть сильнее, а ужас в очередной раз захватывает и парализует.
За ночь предпринимаю несколько попыток выйти из больницы или хотя бы найти Егора и исправить свою ошибку, но медработники возвращают меня в палату. Последняя попытка уйти закончилась для меня тем, что меня снова накачали успокоительными, и я даже рукой нормально пошевелить не могла, а все мысли на осколки разлетались.
Несмотря на анестетики, уснуть мне удаётся только после рассвета.
За день дважды появляется отец Артёма, но я всё так же продолжаю притворяться отупевшей, чтобы не выдавать шквала.
Прошу у медсестры набрать Егора, но она говорит, что у неё нет номера. Во второй половине дня всё же иду на дежурный пост и уговариваю позвонить Северову младшему, вот только трубку он не берёт.
Блядь… Блядь… Блядь… Что же я надела? Если он уже позвонил Тёме? Что он ему мог наговорить? Ну почему я не сделала этого сама? Дура! Я полная идиотка. Как же теперь это исправлять? Что делать?
Сейчас мне остаётся только ждать. Поднимаюсь на постели, свешиваю ноги и слежу в окно за ползущим по небу солнцу. Долго моё ожидание не длится. Дверь в очередной раз распахивается, но я даже боюсь смотреть на вошедшего.
Егор? Медсестра? Этот изверг?
Вот только все мои предположения разбиваются о родной дрожащий голос.
— Настя. — зовёт меня Артём, но я даже пошевелиться боюсь.
Он здесь. Господи, он приехал за мной. А если столкнётся с отцом?
Любимый подходит ближе и снова окликает, но меня будто парализовало.
— Родная моя. — шепчет, присаживаясь на корточки.
Даже смотреть на него страшно. Что же я натворила?
Находит мои пальцы и мягко стискивает. Огнём от его касания прожигает.
Как же я скучала…
— Что с тобой случилось, маленькая? Пожалуйста, родная, ответь мне. Скажи хоть что-то, Насть. — просит с умоляющими интонациями, ощупывая взглядом моё лицо.
Я хочу сказать. Правда хочу. Но почему-то не выходит. Таким ужасом полосует от того, что в любой момент может явиться ублюдок, столько лет мучивший его, что меня параличом контузит.