Моя идеальная

Глухо выдыхаю и ловлю её взгляд. Читаю в нём уверенность и спокойствие. Заражаюсь и заряжаюсь ими. Прикасаюсь ртом к её ледяным губам. Опускаюсь на кровать и накрываю нас обоих одеялом.

— Верю, маленькая. Только ты сдержи своё слово. Что бы ни случилось, возвращайся домой.

— Вернусь, Тёма.

— Обещаешь?

— Обещаю!

Глава 16

Так мы любим

Настя засыпает ближе к рассвету, но мне отрубиться больше так и не удаётся. Всё ещё мелко потряхивает и в башке полная каша.

Когда солнце выползает из-за горизонта, поднимаюсь с постели и натягиваю первые попавшиеся шмотки. Смотрю на свою девочку, обдумывая, стоит ли сейчас её оставлять. А если проснётся, а меня нет? Да, мы оба уже давно не дети, но когда однажды теряешь, начинаешь бояться, что это случится снова.

Достаю из комода лист бумаги и ручку и пишу короткую записку, чтобы любимая не волновалась.

Выхожу из дома и с мрачным кайфом тяну прохладный, влажный, осенний воздух, тот самый, который бывает только рано утром, пока город ещё спит. В голове немного проясняется, и я подкуриваю сигарету, наслаждаясь оседающим в лёгких дымом, который слегка расслабляет натянутые до разрыва нервы и мышцы.

Быстрыми шагами направляюсь в место назначения и возвращаюсь в ещё более ускоренном темпе, по пути потаскав ещё несколько сигарет. Забиваюсь никотином на весь день вперёд, потому что не хочу курить при своей девочке. Не знаю, как это работает, но рядом с ней не то чтобы не тянет, но уходит как-то на дальний план, и курю я, только если на то есть жгучая необходимость, хотя организм периодически напоминает об острой нехватке никотина.

Походу, пора завязывать с этим дерьмом и избавляться от дурной привычки. Раньше сигареты помогали расслабиться и успокоиться, сейчас же просто стали частью ежедневного ритуала. Но теперь в моей жизни есть нечто гораздо важнее, и я не хочу гробить себя этой хренью, чтобы провести как можно больше счастливых дней вместе со своей идеальной девочкой.

Выбрасываю в урну недокуренную табачку и поднимаюсь в квартиру. Первым делом иду в спальню и убеждаюсь, что малышка спит. Записка всё так же лежит на соседней подушке. Сминаю лист и переодеваюсь в свободные спортивки и футболку. Несмотря на то, что вчера наболтал отопление, в хате свежо и даже прохладно. Слишком для конца сентября. Подтягиваю одеяло Насте до подбородка и на кухне накручиваю ещё несколько градусов. Варю кофе и оглядываю комнату.

Походу, придётся сегодня делать то, что я, сука, до трясучки терпеть не могу — заняться уборкой. Целый месяц мне как-то не до этого было, поэтому слой пыли весьма ощутимый собрался. К тому же надо прочитать материалы по учёбе и заняться конспектами, потому что завтра на пары, а я даже не думал садиться за это дело. Быстро расправляюсь с кофе, не завтракая, и принимаюсь за работу. Вымываю кухонный гарнитур и всю остальную кухню. Уже после этого захода чувствую, что подзаебался, но надо сегодня разгребстись со всеми месячными завалами.

— Доброе утро, любимый. — шуршит мне в спину тихий голос, а тёплые мягкие ладони обвивают под грудиной.

Настя утыкается лицом между лопаток, и даже сквозь ткань футболки ощущаю прикосновение её горячих губ и обжигающего дыхания. Накрываю её пальцы с особой осторожность, потому что бинты она хоть и сняла ещё вчера, до заживления разбитым костяшкам и разорванной коже ещё пиздец как далеко.

Мы ничего не говорим, просто продлевая этот момент. По венам разгоняется уже не кровь, а чистейшая горячая карамель, заряженная тоннами эндорфинов. Глажу её пальцы, которые вырисовывают круги на моей грудной клетке. Вдыхаю её аромат. Согреваюсь мягким теплом и ненавязчивыми прикосновениями.

— Очень болит? — хриплю, проводя кончиками пальцев по краю раны.

Сейчас не об этом спросить хочу, но и это не менее важно. Оборачиваюсь в капкане её рук, который она никогда не разжимает, и смотрю в глаза.

— Немного болит. Ноет.

Кладу ладонь на её живот и опускаю ниже, пока не натыкаюсь на резинку трусов под футболкой.

— А здесь сильно?

Ниже руку даже не веду, и вовсе не потому, что боюсь не сдержаться, а оттого, что реально паникую, что мог вчера дерьма натворить. Настя же задумывается на какое-то мгновение, прикусывает нижнюю губу, опускает ресницы и ведёт головой из стороны в сторону.

— Нет, Тёма, не сильно. Знаешь, — замолкает, будто слова подбирает, — раньше я не понимала, что значит это слово, но теперь, думаю, именно так можно описать свои ощущения — саднит. Да, именно так. Саднит и немного тянет, но это нормально. Так всегда бывает, когда становишься женщиной.

Выдаёт несмелую улыбку, и на скулах расцветают два розовых пятна. Легко прижимаюсь к губам в коротком поцелуе. Меня реально такой нежностью к этой девочке топит, что ни в каком словаре мира не найдётся слов, способных это описать.

— Люблю тебя, маленькая. — шепчу ей в губы.

— И я тебя люблю, большой. — отбивает и улыбается уже смелее.

— Большой? — тяну вверх брови.

— Ну, раз я маленькая, то ты большой. Во всех местах. — смеётся любимая, и я вместе с ней.

Я, блядь, нереально просто счастлив.

— Голодная?

— Как монстр!