Моя история, или О дружбе народов в СССР

В дальнейшем, в последующей истории нашей страны, как известно, ещё не раз будет происходить «добровольное» изымание материального имущества у жителей «во имя будущего благоденствия», но вот народ почему-то всё никак ничего так и не получал.

У моего деда отобрали всё, что было нажито совместным трудом большой семьи, у него было десять подросших к тому времени детей. Дом был конфискован, национализирован и отдан под государственные нужды, позже в нём разместилась школа. Но самым страшным в круговороте тех драматических событий была не потеря материального состояния, а разрушение связей между родными и близкими людьми, а часто и вовсе распад и гибель большой и крепкой семьи. Так, раскулаченное вчистую, лишившееся скота, молодое поколение семьи было вынужено спасаться от репрессий и ссылки и разъехаться из отцовского дома по всему миру. Судьбы их сложились очень по-разному, нередко и с трагическими последствиями.

Самый младший сын, Артём Пивазян, в будущем мой отец, с молодой женой уехал в соседнюю с Арменией к тому времени уже советскую Грузию и обосновался там надолго. Здесь, в столице Грузии, в Тбилиси, в январе 1935 года родилась я, точнее сказать, здесь я «имела неосторожность» родиться не на своей исторической родине, Армении, а на чужой земле, хотя об этом меня тогда, понятно, никто и не спрашивал.

Много лет спустя, будучи человеком зрелого возраста, я возвращалась домой из очередной командировки в Москву по делам своего института. В аэропорту меня ждало любопытное знакомство. Это было время, когда задержка рейсов была обычным и очень частым явлением. Мой рейс задержали надолго, и я стала наведываться в справочную службу, пытаясь поменять рейс. Через какое-то время по громкоговорителю меня попросили подойти к справочному окну. Когда я вернулась и устроилась на своём месте, настроившись на долгое ожидание, ко мне медленно стала подходить высокая, здоровая женщина, вся в мехах чернобурки: «Простите, пожалуйста, я тут услышала вашу фамилию, вы что, имеете отношение к тем Пивазянам из Ново-Баязета?»

Я сказала, что я младшая дочь их младшего сына, Артёма Пивазяна.

Устроившись рядом со мной, моя собеседница начала свой долгий рассказ с того, что её бабушка тоже родом из Ново-Баязета, и очень много рассказывала ей о семье Пивазян, которая в досоветские годы жила по соседству. Пивазяны были первыми богачами в Ново-Баязете, и когда, с установлением Советской власти, их стали преследовать, а затем и раскулачили, то никто из бедняков городка не радовался их беде, как это обычно бывало при расправе с богачами, никто не злорадствовал. Напротив, с некоторой горечью вспоминали и сожалели, что никто из односельчан не решился заступиться, хотя всем было понятно, что сопротивление «красным пролетариям» было не по силам никому. А ведь эта семья в своё время кормила и поддерживала многих односельчан, не способных прокормиться самостоятельно. Пивазяны были людьми добрыми и чуткими к чужой беде и горю.

«Вы знаете, – продолжала моя собеседница, – рассказывали очень интересный и душещипательный эпизод из истории раскулачивания этой семьи. Когда появился вооружённый Красный отряд исполнителей указа о раскулачивании вашей семьи, и когда они стали выводить из скотного двора коров и овец, то две огромной величины сторожевые собаки, – моя бабушка даже помнила их имена – Аслан и Каплан, – злющие-презлющие, способные разорвать любого, кто посмеет посягнуть на хозяйское добро, были посажены хозяевами на цепь во избежание трагедии. Псы подняли страшный лай и вырывались из цепей, а когда поняли, что бессильны спасти скот, одна из собак рухнула наземь замертво с разрывом сердца. Эту печальную, душераздирающую историю в тех краях помнили долго».

А ещё моя собеседница рассказывала, что её предки относились к числу тех из соседей семейства Пивазян, которые пользовались их помощью. Когда к концу осени огромные стада молочного скота возвращались с горных пастбищ, и начиналась заготовка сыра и масла, то за воротами дома, вдоль каменной стены двора, выстраивалась очередь соседей-бедняков с бидонами и всевозможными вёдрами, куда хозяева накладывали им творога – сами хозяева творог в еду не употребляли.

Масло изготавливали в больших деревянных бочках удлинённой формы, с суженными концами. По форме такие бочки напоминали дирижабли. В центре самой широкой части такой самодельной маслобойки было вырезано небольшое отверстие, которое после того, как через него вливалось нужное количество молока, закрывалось деревянной пробкой, обмотанной белоснежной тканью. Бочонок с двух концов был подвешен к потолку помещения, где производилась продукция. Два человека с силой отталкивали бочонок от себя к другому, а тот – в обратную сторону. Так, в результате довольно долгого и изнурительного взбивания, молоко сворачивалось в виде кусочков сливочного масла, которые периодически извлекались из отверстия маслобойки. Эта доморощенная маслобойка, в общем-то, и легла в основу будущего промышленного производства масла, только в более совершенном варианте.