Может быть, все вокруг считают, что Эрвин – это «молоденький хахаль» Тины, но правда в том, что на самом деле ему в душе шестьдесят, а мне – шестнадцать. В этом плане Эрвин всегда был старше. Он более зрелый человек, чем я. Он думает наперед и проявляет предусмотрительность, в то время как я отношусь к тем людям, которые бросаются в омут с головой. Он может быть очень тверд в своих убеждениях и не изменяет своим привычкам. Он до сих пор играет на аккордеоне, как делал это в своем детстве. И когда мы только начали жить вместе, я была удивлена его привычке закрывать все двери и выключать везде свет перед тем, как лечь спать. Это то, что я никогда не делала. Когда я спросила: «Зачем ты это делаешь?», он ответил: «Пришла ночь – мы закрываем все двери и выключаем везде свет». Я подтрунивала, что у него стариковские привычки.
На самом деле я поняла, что большинство людей были рады за меня и даже прославляли наши отношения. Мое поведение помогло женщинам постарше не чувствовать угрызений совести из-за романтических отношений с мужчинами помоложе. Я была настолько уверена в нас, что старалась просто не обращать внимания на неодобрение и негатив в свой адрес. А почему я должна это делать? У меня уже была позади трудная жизнь, неудачный брак и прочее. Пришло мое время позаботиться о себе.
Моя точка зрения по поводу Эрвина такова: это отражение моего отношения к старости. Я не верю в ограничения. Меня не волнует, что я становлюсь старше, пока я чувствую себя хорошо и держу себя в форме, иду в ногу со временем. Как говорит Дипак Чопра, сейчас иное понимание понятия «пожилого возраста». Мы живем дольше, делаем больше, даже одеваемся по-другому. Я не стараюсь одеваться как молодые девушки. Я поняла, что могу выглядеть так же хорошо, не демонстрируя при этом глубокое декольте и не надевая очень коротких юбок. С возрастом приходится прикрывать некоторые части тела, но в этом нет ничего плохого. Нужно просто принять это и найти свой стиль. Есть выражение: «Из этого мира живым не уйти». И это правда. Мы не можем этого сделать. Поэтому не нужно унывать. Ведь можно преобразиться при помощи макияжа, прически и одежды. Ты должен развиваться и двигаться дальше. Как и Эрвин, я никогда не рассматриваю возраст и цвет кожи как возможные преграды.
Шер и я обсуждали эту тему с Опрой во время одного интервью несколько лет назад. Когда Шер спросили, как она относится к старости, она ответила: «Я думаю, это отстой!» Я не согласилась с ней. «Я встречаю ее с распростертыми объятиями», – сказала я удивленной публике, перечисляя все плюсы, которые мы обретаем с возрастом. Я объяснила, что моя жизнь в преклонном возрасте намного лучше, чем в молодости – у меня есть мудрость, свой взгляд на вещи. Это изменение в лучшую сторону, когда вы все еще здоровы и все еще хорошо выглядите. И я приму то время, когда мне будет восемьдесят, девяносто и более лет.
В то же время, когда мне было сорок шесть, я не выглядела старше, чем тридцатилетний Эрвин. И сейчас не выгляжу старше, чем он. Однажды Опра спросила, задумываюсь ли я когда-нибудь, что Эрвин моложе, когда мы наедине друг с другом. Я ответила, что нет. Я просто чувствую, что есть я и Эрвин. Даже ночью я не чувствую, что мне нужно что-то делать, чтобы выглядеть лучше в постели. Это не про нас. Какое отношение к этому имеет любовь? Очень большое! Нам комфортно в нашем теле и, что еще более важно, нам хорошо вместе.
Поэтому я приняла правильное решение, когда, будучи по уши влюбленной, собрала свои вещи и направилась в квартиру Эрвина в Мариенбурге (Германия), в пригороде Бел-Эйр неподалеку от Кельна. Его жилище поразило меня минимализмом, но я подумала, что причиной тому был его недавний переезд. Когда же я узнала Эрвина чуть лучше, я поняла, что «минималист» – его второе имя: он терпеть не может хлам. Я же заставляю любую поверхность книгами, свечами, фотографиями, попурри – всем, что может добавить дому индивидуальности. Но философия Эрвина заключается в следующем: чем меньше, тем лучше. На журнальном столике его мечты нет ничего, кроме пульта от телевизора. Об этом я расскажу немного позже…
Двухкомнатная квартира Эрвина выглядела как классическое холостяцкое жилище, оборудованное огромной стереосистемой. Больше там ничего не было. Картины стояли на полу, опираясь о стены, а кипы пластинок были расставлены повсюду, хотя Эрвин заявил, что он продал тысячи этих пластинок перед переездом и оставил всего лишь несколько сотен своих любимых альбомов. Я сразу же подумала: «Да… К этой комнате нужно приложить свою руку». Я ничего не сказала и не знала, когда это свершится, но у меня уже были кое-какие идеи. Я не могла дождаться, когда же начну это преображение.