Моя история любви

Парик – это важная часть образа Тины Тернер. Если бы я вышла на сцену со своими натуральными волосами, зрители бы не узнали меня. Они бы спросили, где Тина. Однажды я пошла на прием к врачу в Сент-Луисе, и он спросил меня о моей расовой принадлежности, когда заполнял медицинскую карту. Когда я сказала, что я «негроидной» расы, он начал спорить со мной. «Но ваши волосы… – сказал он, с недоумением взглянув на мою прическу: – Они прямые и гладкие». Он понятия не имел, что на мне парик. И с такой реакцией я сталкиваюсь все время.

Я уже не удивляюсь, когда люди принимают парик за мои настоящие волосы, потому что я всегда считала его продолжением самой себя. В каком-то смысле это и есть мои настоящие волосы. Когда я выступала, я не хотела, чтобы парик был как костюм. Некоторые артисты меняют парики так же, как костюмы. Мой сценический образ соответствовал повседневному. Если у меня кудрявые волосы в повседневной жизни, то и на сцену я выходила с той же самой прической и цветом волос. Я лишь делала свой образ более ярким во время выступлений. «Каждый образ я готовлю словно обед, состоящий из трех блюд», – говорила я в 80-е годы, когда в моде были высокие прически. Я мыла парик, сушила его, делала начес, спрыскивала лаком, потом опять делала начес и давала ему высохнуть снова. Очень много стараний, но это работало. Когда я была на сцене, я обращалась с волосами так, как будто они были моими: качала головой, перебрасывая при этом волосы, пропускала сквозь них пальцы и убирала их с лица. Я так естественно откидывала волосы назад, когда танцевала, что никто не мог быть на сто процентов уверен, что эти волосы, как любил говорить Мик, не «мои».

Я никогда не перестану носить парик. Но несмотря на удобство и красоту, которую он мне дает, всегда был риск встретить мужчину, которому это может не понравиться: мужчину, который вряд ли захочет романтических отношений с Тиной и ее роскошной укладкой, если при этом утром он проснется с невзрачной Анной Мэй. А что, если я настоящая его разочарую? Такая перспектива всегда немного пугала меня.

Но я об этом не слишком сильно задумывалась, потому что была слишком занята работой, находясь на гастролях с альбомом Private Dancer. У меня просто не было времени на встречи с мужчинами. По крайней мере так я говорила самой себе до тех пор, пока однажды мы с Роджером не полетели в Колонь на грандиозное выступление. Я чувствовала усталость и была немного подавлена, думая о напряженном графике, который ждет меня впереди. Когда мы проходили через аэропорт, молодой мужчина вышел из-за колонны, чтобы поприветствовать нас. Я подумала, что это иностранец, может быть, поклонник, но Роджер сразу же узнал его и по-дружески поздоровался, сказав: «Привет, Эрвин». Это был Эрвин Бах, продюсер звукозаписывающей компании EMI, с которой я работаю в Европе. Он был в аэропорту, чтобы доставить сюрприз от Роджера – новый джип марки «Мерседес». Но настоящим сюрпризом стала не машина, а сам этот мужчина!

По-видимому, ключи, которые держал в руке этот харизматичный иностранец, были ключами к моему сердцу, которое вдруг сильно забилось, заглушая при этом все остальные звуки: БУМ, БУМ, БУМ. У меня похолодели руки. Дрожь пробивала изнутри. «Вот что называют любовью с первого взгляда», – с изумлением поняла я. Все, о чем я могла думать (если я вообще могла это делать в тот момент), это: «О боже, я к этому не готова». Сердцеед, который стоял передо мной, протянул мне руку и поздоровался. Я подумала: «Нет, я не собираюсь попасться в эти руки», хотя на самом деле хотела этого – просто не доверяла самой себе. После знакомства и обмена любезностями мы вышли из аэропорта. Роджер запрыгнул в поджидавший нас лимузин, а я – в «Гелендваген» вместе с Эрвином, чтобы он смог рассказать мне все об этой штуковине, пока мы добираемся до отеля.

Я пристально изучала его, пока мы ехали. Он был молод – около тридцати лет. Мне он показался красивым, хотя и не в классическом смысле этого слова. У него были темные волосы и огромные руки. Я всегда любовалась мужскими руками. Вдруг я почувствовала неуверенность по поводу своей внешности. Я была в свитере марки Issey Miyake и кожаных брюках – шмотки в стиле рок-н-ролл, и, несмотря на то что я была яркой, оглядываясь назад, я становлюсь все больше уверена, что вид в этот момент у меня был не самый лучший. Волосы были очень пышными в те дни. Пышными и растрепанными. Я только-только сделала начес и растрепала их, поэтому они торчали во все стороны. Это был мой стиль, который люди ожидали увидеть. Но если вы спросите, я скажу, что выглядела не так уж и хорошо. Сомневаюсь, что Эрвин нашел бы меня привлекательной. Но не только волосы были всему виной – мне было сорок шесть, я была разведена, у меня было двое, а на самом деле четверо «детишек», которые, честно говоря, были уже мужчинами… такими же, как Эрвин.