После песни «Tonight» я напомнила Дэвиду, что хочу, чтобы он написал для меня песню наподобие «Putting Out Fire». Он сказал «да», но я сомневалась, что он действительно собирается это сделать. Артисты часто говорили мне «да» и намеревались выполнить обещанное, однако потом погружались в свою жизнь и забывали об этом. Но только не Дэвид. Два месяца спустя он позвонил мне, когда катался на лыжах, и сказал, что у него для меня есть замечательная песня под названием «Girls». Он описал ее как нечто «действительно крутое». Как то, что мне понравится. «И, – добавил он, – если ты не возьмешь ее, то возьму я».
– Секундочку, – сказала я. – Если ты сам готов взять ее, значит, это действительно то, что нужно.
Иногда, когда люди пишут песню специально для меня, это не работает. Я говорю им: «Ты не понимаешь… Я не могу передать в песне то, что хочешь передать ты». Но если я слышу, что человек написал ее для себя и что он хотел бы исполнить ее, я беру это. Как только Дэвид высказал свое желание спеть «Girls» (и он все-таки приступил к записи этой песни), я поняла, что это стоящая песня, вселенская песня. Мне нравится, как он говорит о женщинах: они могущественные и загадочные. Я поняла это только спустя некоторое время, когда готовилась к записи песни, но это именно то, что я люблю в музыке Дэвида. Она заставляет меня задуматься.
Последний раз я видела Дэвида, когда он выступал в Брюсселе. Я заглянула в его гримерную после концерта. Наша встреча была милой, хотя он умалчивал о том, что был болен, поэтому я не знала, что это был наш «последний танец», наше последнее прощание.
– Люблю тебя, Тина, – сказал он.
– Люблю тебя, Дэвид, – сказала я в ответ.
Я так рада, что это и были наши последние слова, сказанные друг другу.
Эрвин, знающий шоу-бизнес сверху донизу, поскольку это и было его профессией на протяжении всей зрелой жизни, однажды спросил меня: «Почему Боуи и Джаггер взяли тебя под свое крыло? Они никому еще не оказывали такой чести». Я объяснила ему, что англичане оценили меня с самых первых дней «Айка и Тины», а когда я ушла от Айка, они стали оказывать мне еще бо́льшую поддержку.
Я думаю, они видели во мне то, что им нравится, – женщину, которая может выступать наравне с ними, взаимодействовать с ними на сцене в стиле рок-н-ролла и при этом все будет выглядеть просто замечательно. Дэвид всегда говорил: «Когда танцуешь с Тиной, она смотрит тебе в глаза». Мы были партнерами. Равными партнерами. В то время не было женщин, которые поют и танцуют, как я, женщин, которые могут быть сексуальными без намека на интим. Я выходила на сцену на высоких каблуках и в коротком платье, но при этом хорошо танцевала, смеялась от души и наслаждалась моментом, не заставляя других женщин в зрительном зале чувствовать, что я пришла за их мужьями. Со сцены исходил только позитив, никогда не было негатива. Бейонсе несет в себе такую же энергетику сегодня, но тогда такой была только я.
Сколько женщин могут выдержать финальный выход на сцену с Миком Джаггером? Да, мы с Миком всегда выкладывались на полную катушку, и наше выступление на историческом концерте Live Aid в 1985 году, организованном Бобом Гелдофом для сбора денег голодающим в Эфиопии, служит отличным примером этого.
Был поздний вечер на стадионе JFK в Филадельфии. Температура воздуха поднималась до отметки 37 градусов по Цельсию, а зрители были там целый день, слушая всех – от Тома Петти и Мадонны до The Beach Boys и Боба Дилана. А теперь они ждали Мика, которому даже экстремальная жара не помешала бы выступить со свойственной ему самоотдачей. Он всегда был в хорошей физической форме (хотя я улыбаюсь, когда вспоминаю наши импровизированные уроки танцев с айкетками в Лондоне). Вот что ожидали увидеть его поклонники.
Я собиралась сделать неожиданный выход и спеть две песни с Миком, и, перед тем как выйти на сцену, мы с Миком немного поговорили о темпе. Hall & Oates исполняли музыку для Мика, который теперь выступал как солист, без The Rolling Stones, и я беспокоилась, что музыка была немного медленной. Мне был нужен импульс. Я не могу танцевать под медленную музыку. И я сказала: «Мик, не знаю, получится ли, если они не ускорят темп». Он сказал, чтобы я не волновалась и что он об этом позаботится. «Я знаю, чего ты хочешь, – сказал он. – Ты хочешь быстрый темп». Он вышел и поговорил с музыкантами о том, что нужно ускорить темп.
Вернувшись, он спросил меня: «Так что мы собираемся делать?»
Мы с Миком никогда не могли просто стоять и петь. Это не про нас. Нам нужно было что-то устроить. Он оглядел меня с головы до ног – на мне был плотно прилегающий кожаный топ и юбка, – и тут я поняла, что у него появилась какая-то совсем не безобидная идея.
– Эта юбка снимается? – спросил он шаловливо.
– Чего?.. – ответила я ошарашенно.
– Я собираюсь стянуть с тебя юбку.