Моя история любви

На одном из моих концертов в рамках тура Wildest Dreams Опра села рядом с женщиной, которая призналась: «Я пришла, потому что искала в себе силы уйти от мужчины, который бьет меня. И сегодня я обрела эти силы». Опра тогда сказала мне: «Ты не просто танцуешь и поешь. Ты являешься примером внутренней силы. Когда люди видят, как ты выступаешь, они понимают, что тебе удалось выбраться из бездны отчаяния. Это означает, что, в какой бы сложной ситуации ни оказалась женщина, она может быть как ты».

Дэвид Боуи называл меня «фениксом, возрождающимся из пепла». Я знаю, это звучит банально, но, когда он это говорил, его слова казались поэзией. Они точно отражали мои внутренние ощущения. Всем, кто терпит побои и унижение, я хочу сказать лишь одно: ничто не может быть хуже положения, в котором вы сейчас находитесь. Если вы встанете и уйдете, подниметесь из пепла, перед вами откроется новая жизнь. Но вы должны сами проложить к ней путь. Вы знаете, что я прожила свою жизнь так, как считала нужным прожить, и у меня это получилось. У меня и в мыслях не было повлиять своим примером на кого-то еще, но я рада, что моя жизнь является источником вдохновения для других людей.

9. «Total Control»

[30]

«I would sell my
soul for total
control».[31]

Питер Линдберг, по-настоящему великий фотограф, сделал одну из моих любимых фотографий, когда мы были в Париже на фотосъемке для обложки альбома Foreign Affair в 1989 году. Мы были на Эйфелевой башне, и Питер спросил, могу ли я попозировать, встав ближе к краю. Я подумала, что могу сделать даже лучше. В конце концов я до сих пор все та же маленькая девочка, которая любит лазать по деревьям. Я и тогда любила приключения, и еще мне нравилось делать все (в том числе и фотографии), что производит впечатление на людей. Так зачем же просто стоять на Эйфелевой башне, когда я могу полезть на нее?

На мне было коротенькое платье от дизайнера Аззедина Алайи, моего приятеля. Мне нравились его вещи – в них чувствуешь себя настоящей француженкой. Когда я предложила Питеру сделать что-то немного вычурное, экстремальное, то заставила его понервничать – он посмотрел на мои высоченные каблуки и сказал: «Вот в этих туфлях?» Что касается Роджера, так он вообще был на грани сердечного приступа. «Не делай этого! В случае если ты упадешь, тебе не выплатят страховку», – в надежде остановить меня произнес он так быстро, насколько мог. Но я не обратила на него внимания и вскарабкалась на край. Удерживаясь одной рукой, я встряхнула волосами и выгнула спину. На фоне меня был славный Город огней. Вот как я хотела прожить эту жизнь! Старый Свет все больше становился для меня родным домом, и я хотела построить в нем свой новый мир.

Есть много причин, по которым я решила навсегда переехать в Европу. Одной из них (и, думаю, основной) было ощущение безопасности, потому что здесь не было никаких шансов столкнуться с Айком или увидеть тех, кто напомнил бы мне о нашей совместной жизни. Когда в 1991 году в Нью-Йорке я зашла в Зал славы рок-н-ролла в отеле «Уолдорф-Астория», где проходила одна церемония, кто-то вручил мне на подпись программу, и я была в шоке, когда увидела там подпись Айка. Оглядев помещение, я поняла, что он действительно был там. Конечно, мы не подходили друг к другу в тот или в какой-то другой день, но даже сама вероятность встречи напомнила, как хорошо находиться в месте, где не придется волноваться о том, что он может вдруг появиться из-за угла. А забыть о нем я могла только в другой стране.

Моя карьера удачно складывалась, и я чувствовала, что наибольшего успеха достигаю за границей. В Америке все было по-другому, там все были помешаны на записи хитов. И некоторые альбомы не принимали, потому что они были слишком «черными» для «белых» или слишком «белыми» для «черных» и прочие глупости. В Европе не было такой дискриминации. Моя аудитория очень быстро росла, поклонники были крайне лояльными, а еще здесь было много исполнителей, писателей и продюсеров, которые хотели со мной работать.