Что еще важно: почти в каждом храме найдешь человека. Где-нибудь в капелле за какой-нибудь колонной или где-то в ризнице – всегда есть человек в молитве. Или он появится, если задержишься хоть на минуту. Это, конечно, поразительно, что у людей есть привычка хотя бы раз в день приходить к Богу. Сменять бытовую реальность на блеск и торжество мира Вечного. Церкви – настоящие хранительницы человеческих размышлений, самые главные богатства Рима таят они. Помимо святынь верующих; почти в каждой церкви есть значительные произведения искусства. Эти «дома Бога» создавались на протяжении нескольких тысячелетий веры и неустанно украшались. И здесь мозаика десятого века прячется за барокко, икона шестого – утопает в Ренессансе, фреска пятнадцатого – в здании первого столетия… Ходить по церквям в Риме – это даже лучше, чем ходить по бесплатным музеям. Потому что здесь всякая вещь еще не успела потерять свое назначение, а значит и свой смысл. И здесь можно играть самим с собой в игру – угадай шедевр. Находить самое значительное произведение, или то, что покажется наиболее убедительным, а потом подойти и обнаружить год и имя автора… Так можно выяснить свои пристрастия, восполнить пробелы. И в отличие от музея, церковь – не склад. Ведь художник всегда работал по заказу. И такими «прилагаемыми обстоятельствами» для него была не только воля заказчика. Многие решения были продиктованы непосредственно расположением того или иного художественного высказывания. Но важно помнить и то, что большинство шедевров, которые мы видим, не были предназначены для электрического света – только естественное освещение или мягкое подрагивание пламени свечей. В каждом крупном храме сейчас есть аппарат, в который можно кинуть монетку и включить для себя подсветку. Но мне кажется, сначала стоит посмотреть на то, как воспринимал картину или мозаику ее современник.
Желая утвердиться в этой мысли, мы с одним дорогим искусствоведом отправились во французскую церковь – Сан Луиджи деи Франчези смотреть Караваджо. Посещение капеллы Контарелли, пожалуй, один из лучших уроков по истории искусств. Можно прочитать килограмм книг про свет у Караваджо и тот драматический перелом, подаренный барокко живописи, но увидеть, что это такое, можно только непосредственно в капелле. Увидеть луч, что падает из высокого окна и в полумраке выхватывает простертую десницу Христа…
И вот проскальзываем мы в Сан Луиджи. Я тихонько иду впереди по полутемному нефу. Она – как в зачарованном лесу. Смотреть, конечно, все надо, но она на один день в Риме, да еще четыре выставки и вечеринка по расписанию. Поэтому только «самое главное»… И тут нас обгоняет спортивный интересный мужчина лет пятидесяти, впрочем, этих красивых щеголеватых итальянцев не поймешь. И в тот момент, когда моя спутница прошептала: «Вот так без света…», он стрелой пронесся к аппарату и победно звякнул монеткой – бросил евро, включилась подсветка. Искусствовед ахнула и ринулась к ограде капеллы. Мы с синьором, довольные ее реакцией, замерли чуть поодаль. Вскоре у нас появился еще один компаньон. Небольшой старичок с большим портфелем. Вокруг одни министерства, скорее всего государственный служащий. И вот кажется мне, что бухгалтер. И даже если нет, он выглядел именно как карикатурный бухгалтер – сухонький, брезгливый, строгий. Он сурово глянул на меня через очки, словно удостоверился, что я имею право на такого рода времяпрепровождение, а потом подошел поближе к ограде. Чуть постоял, склонив голову, а потом и вовсе к ней приник. Потом опустился, встал на колени. Перед «Призванием Матфея». Перед работой… Все замерли. Но вот из полумрака возникла и еще одна фигура с покрытой белым платком головой. Есть такая порода женщин – одиноких путешественниц. Это обычно хрупкие, ломаные фигурки; мелкие черты лица, бесцветные волосы, удобная обувь и скрытая сила. Они существуют вне возраста. С детства блеклые, как горные цветы. Но их всегда встретишь, если поблизости есть что-нибудь стоящее – какая-нибудь заснеженная вершина или вершина духа, например. Так постояли мы там минутку все вместе… Затем картинка ожила. Вперед выдвинулся наш благодетель. Он пару раз отошел и подошел, разглядывая полотно. Затем, тяжело кивнув нам как соучастникам, постукивая каблуками по плитам древнего мрамора, удалился. Растаяла и светлая фигурка… А старикашка все стоял и стоял на коленях. В каждом храме здесь свои завсегдатаи.
Вместо послесловия