Моя юношеская романтическая комедия оказалась неправильной, как я и предполагал 13

Её улыбка показалась мне напускной, наполненной одиночеством, поэтому я не смог ни упрекнуть её, ни пошутить. Возможно, я мог бы проявить заботу, но атмосфера этому не способствовала. Несмотря на шум в учительской, атмосфера вокруг Хирацуки-сенсея была твёрдой, она словно заглушала все лишние звуки. Даже когда она садилась на софу напротив меня, софа не издала ничего, кроме привычного хруста кожи.

– Так, с чего начнём? - сказала она, и замолчала. Словно бы взамен, она поставила привычный переслащенный кофе на столик и подвинула ко мне. Но горло у меня не пересохло, поэтому я покачал головой, отказавшись. Тогда она поменяла его на чёрный кофе, который держала в другой руке. Похоже, я не могу не взять, поэтому я протянул руку к привычной упаковке и кивнул в знак благодарности. На руках оказались росинки - похоже, кофе хранился в холодильнике, поэтому я взял его в руки, словно согревая, и стал ждать, что скажет Хирацука-сенсей. Но вместо слов я слышу отбиваемый такт. Хирацука-сенсей молча стучит фильтром сигареты по столу, то ли чтобы собраться с мыслями, то ли чтобы что-то отстрочить. Мне известно, что таким образом уплотняют табак, но, похоже, в этот момент уплотняется что-то другое.

Вскоре Хирацука-сенсей прикурила сигарету. Лиловый табачный дым начал взвиваться вверх, распространяя запах дёгтя.

Вокруг меня почти нет курильщиков. Поэтому в какой-то момент я перестану вдыхать этот запах. И когда вдруг придётся его где-то учуять, я буду её вспоминать, пока однажды не забуду совсем. Достаточно было одного момента, чтобы эти мысли пролетели в моей голове, и я решил ответить на вопрос.

– Ну, для начала о проме?

В принципе, это и была причина, почему я прибежал обратно. Но прозвучало так, словно я хотел ещё что-то спросить. Хирацука-сенсей тоже это заметила, но промолчала, лишь утвердительно кивнула.

– Ну да… – сказала она и остановилась, сделала небольшую затяжку, после чего притушила довольно длинную сигарету о серую пепельницу. Исчезающее красное тление смешивается с серым пеплом и коричневыми листами, превращаясь в однородную чёрную массу. Пока я смотрел на пепельницу, Хирацука-сенсей тяжело вздохнула.

­­– В итоге, школа склоняется к отказу.

– Склоняется?

– Да. Принятие окончательного решения отложено, но отношение школы едва ли изменится. Поэтому от исполнителей попросят отказаться от идеи, – сказала Хирацука-сенсей размеренно, похоже, чтобы не показывать своих чувства. Я же переспросил, потому что она словно говорила непреложный факт.

– Попросят? Судя по формулировке, это означает практический запрет.

Хирацука-сенсей неловко почесала щеку и направила взгляд куда-то вдаль.

– И школа, и родительский комитет – все они в неудобном положении. Они не могут строго запретить то, на что дали предварительное согласие. Поэтому им приходится просить, – сказала она и вновь посмотрела на меня.

– Но ведь раньше…

– Да.

Смотря на грустное выражение лица Хирацуки-сенсея, я понял, что в этом ответе ничего нужного нет. Уверен, этот же разговор происходил и вместе с Юкиношитой и Ишшики. Значит, нужно спросить что-то другое.

– А вы не согласны с решением школы?

– Да. Я считаю, что нужно проводить совместные заседания, чтобы понять мнения друг друга. Это же я озвучивала и для школы. Однако…

Хирацука-сенсей больше ничего не сказала, но и так всё ясно. Кто-то из совета попечителей обеспокоился, найдя в соцсетях примерочный пром и видеозаписи, которые рассылались как рекламные материалы. И через мать Юкиношиты, руководителя совета попечителей, передал просьбу об отмене прома представителям школы. Мол, даже за границей, на родине прома, существуют случаи употребления спиртного и половой распущенности на промах. Скорее всего, именно тогда школа и решила отменить пром.

– Ну да, если их послушать, то можно и отказаться от прома.

– Ага. Самое печальное в государственной службе – как только ты выходишь за рамки личного, возражения простого люда превращаются всего лишь в мнения для справки, – словно насмехаясь над самой собой, сказала Хирацука-сенсей.

Я опустил плечи и несколько раз кивнул. Всем плевать напростой люд: и на моё мнение, и на мнение прочих учеников и выпускников. И вот сейчас они собираются, слабый люд, опустить копья без лишнего шума и положить всему конец. Попросить отступить – это сильный метод. Я действительно так думаю.

– Всё-таки работать – ужасно.

– Не согласна. Если стать какой-то шишкой – можно делать всё, чего душа пожелает.