Моя юношеская романтическая комедия оказалась неправильной, как я и предполагал 13

– Ты прав, это мои сожаления. Я несу это с тех самых пор. Мне это не забыть, не стереть. Всё смотрю назад, не в силах сделать шаг вперёд, – сказал Хаяма, держась за грудь, словно за больное место, таким голосом, словно вот-вот из горла пойдёт кровь, с исказившимся от боли лицом. Интересно, как бы посмотрели на это те люди, которые знают жизнерадостного Хаяму Хаято? Разочаровались бы в нём? Сочувствовали бы ему? Или начали бы презирать его?

Но я завидовал. Я завидовал тому, как он сожалеет о прошлом. Тому, насколько жесткие отметины он получил, тому, что он будет нести с собой всю жизнь, как сокровище, это выгравированное на душе одно-единственное воспоминание.

У меня же нет сожалений. Смотря на его страдающий вид, я чуть не отвёл глаза, так блистателен он был.

Но Хаяма всем телом повернулся ко мне, не давая мне возможности отвернуться.

– Хикигая. Ты поступаешь неправильно. Уверен, ты делаешь не то, что должен бы делать, – не в силах отвести взгляд или отвернуться, я закрыл глаза.

Только ты.

Ты один произносишь это.

До невозможности правильный, при этом неоднозначный настолько, что невозможно вычленить однозначный смысл твоих слов, не имеющих особого смысла слов. Хорошо, что это ты, Хаяма Хаято, не пропускающий ни одного страдающего, не прощающий никого, кто доставляет страдания. Никого не ранил, но в итоге пострадал дорогой человек, и, несмотря на это, он не смог предать этого себя, созданного собой и окружающими. И даже теперь, оказавшись в тупике, он приводит верные доводы с печалью на лице, при этом опять же раня нынешнего себя. Зная, что он не может это сделать, и понимая, что это не смогу сделать и я, он не мог не высказаться.

Я ненавижу эту его черту.

Искренне ненавижу.

Поэтому и могу ему ответить. Уверен, кто-то другой бы такого не сказал. Я до ужаса хорошо понимаю твои чувства, но не понимаю твой ход мыслей, поэтому скажу. У нас нет ничего одинакового, но в то же время очень много похожих черт, поэтому я скажу тебе, как человеку, которые не может простить отличие. Скажу человеку, который не ошибается и постоянно прав. Сжав зубы так, чтобы не было видно, сжав руки и слегка вздохнув, я сказал:

– Заткнись… Понимаю я.

Я понимаю, что здесь есть ошибка восприятия. Но больше у меня нет ничего, я не знаю других методов. Похоже, мы можем общаться только таким образом… я…

Я могу сделать только одно, я способен только на одно…

– Да понимаю я всё, понимаю, поэтому и делаю так. Иначе я не могу доказать обратное.

Медленно открыв глаза, сказал я, смотря на то, как растворяется в воздухе белый пар, который я выдохнул. Растворяется, прямо как мои слова.

– Что доказать? – спросил Хаяма и посмотрел на меня, сверля взглядом. Я не знаю, как ответить на вопрос, заданный таким серьёзным тоном. У меня нет заготовленного подходящего логического обоснования. Нужно что-то подвести, обвести или намеренно обмануть, подумал я, но в итоге сказал прямо то, о чём я думал на самом деле.

– Доказать, что, если я хочу ей помочь, даже когда ей помощь не нужна, это не созависимость. – выпалил я и натурально улыбнулся. Хаяма в ответ моргнул, удивившись то ли словам, то ли улыбке и, расслабив плечи, слегка улыбнулся.

– Хикигая… Ты знаешь, как называются эти чувства?

– Знаю! Мужская гордость! – в ироничной улыбке приподняв половину рта, я выпалил с презрительным оттенком.

Интерлюдия

Он ушёл, а я всё сидел на лавочке в парке. Я ничего не смог ответить, когда он настолько явно соврал с таким лицом. В итоге он просто резко допил выбранный мною кофе и так тихо, что ветер едва не заглушал его голос, коротко попрощался и ушёл. Возможно, он просто не вынес стыда и сбежал. В любом случае меня оставили одного в парке. Всё-таки не нравится мне он. Я не могу простить и себя за то, что его слова хоть и на какой-то миг, но вывели меня из равновесия. Я сделал неизвестно какой по счёту глубокий вздох, посмотрел на телефон, который я всё время держал в руках, никак не решаясь набрать номер.

Но если я не проверю, то не смогу сделать шаг вперёд, как и она. Если говорить, как он, настолько же огромную ложь, то мужская гордость есть и у меня. Из-за того, что я так долго сидел под пронизывающим холодным ветром, пальцы уже онемели, но я всё же нажал на кнопку вызова, в душе надеясь, что она не возьмёт трубку. Но в таких случаях, увы, она обязательно отвечает. В момент, когда я об этом подумал, гудки прервались.

– Ал-лё! – протянул голос из телефона.

– Мы можем сейчас встретиться? – спросил я после секундного молчания.

– Хорошо, – ответила она, видимо, что-то почувствовав.

Сложно с таким неизменно умным человеком. Я никогда не мог ничего от неё скрыть. Похоже, не получится и в этот раз. После обмена парой обычных “деловых” фраз, я сразу положил трубку.

***