Моя юношеская романтическая комедия оказалась неправильной, как я и предполагал 14

Людей стало меньше и, само собой, в сауне стало тише. Остались только я и Хаяма, который сидел неподвижно, словно медитировал. Слышно было только звук дыхания. Мы сидели, словно состязаясь, кто дольше продержится, когда Хаяма заговорил.

– А что на самом деле? – сказал он без интонации, однако у меня по коже словно прошёл огонь. Его спина словно говорила, что он не сдвинется, пока не услышит ответ.

– Ничего такого… Да и не время сейчас для этого, – сказал я, глубоко вздохнув, и спина Хаямы дрогнула. Хаяма засмеялся, держась за живот. Когда его смех утих, он глубоко вздохнул и встал. Повернувшись ко мне только туловищем, он широко и бодро улыбнулся, однако улыбка была циничной, неприятной.

– Жарко, – холодным тоном сказал он и медленно вышел из сауны.

***

Хорошенько отсидевшись в ванне под открытым небом, я понял, что моему телу и душе заметно полегчало. Идя в сторону обувного шкафа в хорошем настроении, я отправил Комачи сообщение: «Ужин не нужен».

В ответ почти сразу пришло: «Принято! Удачи в подготовке, Комачи тоже придёт на пром!».

Не обязательно тебе приходить, подумал я, переобулся и вышел.

Раздвинув входные шторы Yukemuri Yokocho, я увидел, что солнце уже заметно ниже, начинает краснеть за краем моря. На ходу я прислоняю свежекупленный MAX Coffee то ко лбу, то к голове. Весенний ветерок после бани очень приятен для кожи, но закатное солнце слепит глаза, из-за чего мне пришлось прищуриться.

– Хикки! – это ко мне обратилась сидящая на лавочке Юигахама и машет мне рукой. А рядом с ней довольно вздыхает Юкиношита; её волосы уже не собраны вверху, как было во время работы и, судя по щекам, она только что из сауны. Рядом из-за её спины выглядывает, неодобрительно на меня смотря, Ишики.

– Семпай, ну чего так долго?

– А это не вы очень быстро? – переспросил я, хоть и понимаю, что вышел самым последним, и подошёл к лавочке.

– А где остальные? – спросил я, посмотрел по сторонам и никого не увидел.

– Ушли ужинать, – коротко ответила мне Юкиношита.

– Ясно, – ответил я, и мы замолчали, но и никто не собирался идти в сторону кафе Bikkuri Donkey, куда по идее все ушли. Юкиношита, Юигахама, и Ишики сидят на лавочке. Я остановился, слегка потряс баночку MAX Coffee и открыл язычок. Я облокотился к стене сбоку от лавочки. Пока я пил кофе, никто так ничего и не произнёс, шло спокойное, тихое время. Наслаждаясь прохладным ветром после бани, мы сидели и наблюдали за закатом.

Обычно находиться в одном месте и ни о чём не говорить – довольно неловкая ситуация, многие бы, по крайней мере, начали играться с телефоном в одиночку, чтобы отвлечься. Но тут все выглядят спокойно, словно наслаждаются тишиной. Немного похоже на ту привычную атмосферу в клубе. Хоть говорить и не о чем, мне не было неуютно, думаю, я мог бы провести в этом времени вечность.

Ишики мурлыкает себе под нос основную мелодию из прома, двигая ногой в такт, так, что юбочка вот-вот поднимется на опасную высоту. Периодически прерывающееся мурлыкание звучит ностальгически, как колыбельная из детства, может, отчасти из-за закатного солнца.

Благодаря этому и приятному чувству после ванны Юкиношита слегка зевает и засыпает, периодически нечаянно ложась на плечо Юигахамы. Юигахама же, словно чтобы не упустить тепло, которое она должна чувствовать через то место, которого касается Юкиношита, придвинулась поближе плечом.

Внезапно меня окатил порыв холодного ночного ветра, который словно забыл, какая сейчас пора года, окатил меня, и я сжал плечи. Я посмотрел на лавочку, переживая, чтобы никто не простудился после горячей ванны, но, похоже, ветер туда не попадает: там всё ещё греет солнце. Приятный душе вечерний солнечный луч, похожий на тот, что освещал комнату клуба.

Садящееся за край моря солнце заставляет волны блестеть так, что сложно смотреть, как в том клубе, в том солнечном луче.

Уверен, я…

Или же все мы…

Зная, что этот закат однажды закончится, что это время больше не повторится вновь, хотим оставаться в этом тёплом солнечном луче.

Но пришло время расставаться.

Если я скажу, что готов расстаться в любой момент – это будет ложь. У меня есть и привязанность, и чувства, которые меня держат. Держат настолько, что я об этом размышляю.

Сейчас, наконец-то, я вынужден признать, что мне нравилось то время и то место. Иначе, если это не признать, я не смогу с ним расстаться.

От излишней яркости и обилия света может остаться ожог. От раны остаётся след, который не позволит забыть. Каждый раз до самой смерти при виде его будешь вспоминать.

Перед тем, как солнце полностью исчезло за горизонтом, я сделал шаг из того тёплого места.

– Пора уже идти, – повернулся я туловищем, и дремлющая Юкиношита открыла глаза.

– Да… – кратко ответила она, выпрямилась, тихо поблагодарив Юигахаму, и поправила смятый воротник.

Не ожидая её, Ишики сложила ноги вместе и с силой встала, шлёпнув своими лоферами по песку.