Моя карма

Скажу и ещё: главный архивист Центра уже опроверг эти мифы о золоте… Если и вы опровергните слухи, проведя своё расследование, то это тоже будет плюсом и должно успокоить народ. Ведь экстрасенсорика сейчас на слуху и о ней говорят так же часто, как и в случае с пресловутым «золотом Колчака». А мы представим ваши расследования так, чтобы это выглядело сверхубедительно. Это уж, будьте спокойны. Потому что это политический акт, который в данном случае не только оправдан, но и необходим.

— Зав архивом здесь, Михаил Андреевич, — сообщил голос секретарши по селекторной связи.

— Пусть войдёт, — сказал генерал.

Вошла женщина средних лет, одетая сверхскромно в гражданскую одежду. Тёмный костюм и белая блузка под пиджаком, на ногах простые туфли, подобие мужских, то есть, без каблука. Коротко стриженые волосы её напоминали женскую моду двадцатых годов.

— Валентина Алексеевна, — сказал генерал, — ознакомьте молодого человека с материалами по Колчаку. Дайте всё, что он попросит касательно этой темы.

— Хорошо, Михаил Андреевич!

— Да, сколько времени вам понадобится на ознакомление?

— Смотря по объёму, но, думаю, недолго. Может быть час.

На это генерал лишь усмехнулся. Он знал объём материалов, правда, он не знал возможности моей памяти…

Так я попал в святая святы КГБ — его архив.

Глава 20

Папки с подлинными документами, приказами и перепиской Колчака. Адмирал Колчак — учёный и флотоводец. Патриот тли враг? О золотом запасе России и о «золоте «Колчака». Удивительные приключения золотых слитков. Разные и противоречивые версии об исчезновении части золота. Мои предложения о поиске кладов.

Я удобно устроился за столиком, на котором стояла массивная настольная лампа сталинских времён с металлическим абажуром и с тканью на каркасе, который украшали гербы СССР.

Валентина Павловна принесла и свалила на стол несколько толстых серых папок с завязочками, и я, взяв сначала наугад одну, углубился в чтение. Кроме подробного движения всей денежной массы, которой обладало правительство Колчака, включая золото, папки содержали приказы и переписку, часто личного характера, что давало возможность составить представление о личности Колчака. Я листал содержимое папок и ловил себя на том, что невольно проникаюсь уважением к этому человеку, а ознакомившись со всеми документами, что заняло не более полутора часов, я задумался о том, что не всё бывает так однозначно, как нам иногда представляется или, нам представляют, и что часто требуется провести какой-то свой анализ для формирования определённого взгляда, а это можно сделать только имея перед глазами подлинные документы… И моё мнение о Колчаке по мере углубления в материалы папок постепенно стало расходиться с мнением генерала.

Это был сильный, мужественный и образованный человек. Уже в Морском корпусе у него проявились незаурядные способности, и он стал вторым по успеваемости. Он серьёзно заниматься океанографией и гидрологией, публиковал научные работы, руководил научными полярными экспедициями, изучал Северный морской путь. Адмирал, путешественник, полярный исследователь, учёный, флотоводец. А волею судьбы ещё и мощная историческая и политическая фигура. Он не принял революцию, но у него была своя правда. Он был патриотом другой России. «Я, в конце концов, служил не той или иной форме правительства, а Родине своей, которую ставлю выше всего…» — вот его убеждённое отношение к России.

Он воевал за освобождение России от красных, но в его душе оставалось место для любви, и это была удивительно красивая любовь адмирала и девицы Анны Тимеревой. Он писал ей трогательные письма: «Прошло два месяца, как я уехал от Вас, моя бесконечно дорогая, и так жива передо мной вся картина нашей встречи, так мучительно и больно, как будто это было вчера. Сколько бессонных ночей я провел у себя в каюте, шагая из угла в угол, столько дум, горьких, безотрадных… без Вас моя жизнь не имеет ни того смысла, ни той цели, ни той радости. Все мое лучшее я нёс к Вашим ногам, как к божеству моему, все свои силы я отдал Вам…».

Он, боролся за свою Россию, был расстрелян, а она, пройдя через десятилетия тюрем и ссылок, до последних дней хранила ему верность…

А как же кровавый белый террор, установленный Колчаком на захваченных территориях? — думал я, — Террор ведь был. Об этом свидетельствуют приказы, где каждый пункт заканчивается словом «расстреливать» и «расстреливать беспощадно». Я читал свидетельские показания, в которых, говорилось: «Омск просто замер от ужаса… Целые возы трупов провозили по городу, как возят зимой бараньи и свиные туши».

«Но ведь был и красный террор, — вертелась у меня в голове крамольная мысль. — и наши тоже не церемонились с белыми, которые, по сути, тоже были нашими, то есть русскими, хотя и другой веры».

«А название этому — Гражданская война, война, когда мы теряем всё человеческое и нас опьяняет и сводит с ума запах крови, а своя она или чужая, уже не имеет значения», — думал я.