– Смотри! Это лошадь. Она у нас одна. И на ней поедешь ты, – принялся объяснять и показывать Оллье, в надежде, что «птичка» всё-таки его поймёт. – Надо забраться вот так…
Ларс легко вскочил на кобылу, уселся удобно, демонстрируя, как следует сесть, как расположить ноги.
– Не бойся, Ласточка пойдет медленно. Если так сидеть неудобно, можешь боком, вот так, – Оллье перекинул ногу и уселся «по-дамски». – Только держись обязательно!
Ларсен соскользнул на землю и повелительно кивнул на лошадь – давай, мол, твоя очередь!
Дайана с опаской подошла, поставила ногу в стремя, оттолкнулась, но с непривычки замешкалась. И Ларсен, подхватив её за талию (хотя сперва руки так и потянулись к другой части тела), чуть-чуть подсадил и помог ей забраться в седло. Дайана тотчас дернулась, отпрянула и едва не свалилась.
– Да тише, тише! – разозлившись, отступил на шаг Ларсен. – Вот же дикарка! Чего ты опять шипишь? Я тебя не лапал, просто помог! Вместо того чтобы на людей бросаться, держись лучше!
Оллье похлопал по луке седла и крепко сжал, показывая ещё раз, как нужно вцепиться.
– Не хватало ещё, чтобы ты свалилась...
Ларсен взял повод Ласточки и неторопливо повёл лошадку, пока совсем медленно, давая время «птичке» привыкнуть.
– Ну как? Держишься? – оглянулся на девицу Ларс.
Она неожиданно улыбнулась в ответ, восхищённо оглядываясь – ей явно нравилось ехать верхом, и высота её, привыкшую к полётам, не пугала.
– Вот и молодец! Крепче держись! Знаешь, с лошади падать... это больно… – Ларсен снова обернулся, бросил на неё долгий взгляд. – А я не хочу, чтобы тебе было больно.
***
Они шли уже пару часов, но, кажется, за это время не особо удалились от места ночлега. Уставший от монотонности дороги и молчания, Ларс заговорил сам с собой, размышляя вслух.
– Да… Этак мы и до Нового года не доберёмся. Теперь, правда, это не имеет значения. Все мои замыслы блорру рогатому под хвост пошли! Теперь бы уж как-то просто выпутаться из этой истории, и желательно с наименьшими потерями.
Оллье покосился на дайану, но та на него даже взгляд не бросила, куда уж там хоть словом удостоить.
– Ты вот злишься на меня, – вздохнул он, – молчишь, шипишь, а ведь мы с тобой в одной упряжке. Думаешь, я не хочу от этих проклятых браслетов избавиться? Только я ума не приложу как, это сделать. А ты, даже если знаешь, то не скажешь. А ведь, спрашивается, что я тебе плохого сделал? Чего ты на меня взъелась? Я тебя кормил, берёг, не обижал. А что в клетке держал. Так я ведь птицу купил, а не девицу. А ты драться, кусаться… Нет, я понимаю, что ты не столько на меня, сколько на весь людской род обозлилась. Только это неправильно…
Ларс снова бросил взгляд назад – нет, не растопить ему это сердце, не разжалобить.
– Не все же люди одинаковые. Просто тебе не повезло – попала к извергам в руки. Я не знаю, как там с тобой обращались, но и дураку понятно, что не было там гладко да сладко. Только я ведь в этом не виноват. А люди… люди разные есть… Понимаешь? Большинство, конечно, и, в самом деле, подлые, жадные, злые. Только о себе думают, и других не жалеют. Но есть ведь и с добрым сердцем, и с благородными помыслами. Ты зря думаешь, что тебя всякий обидеть норовит. Кто-то может и помочь хочет, да ты сама отпугиваешь, вот этой дикостью своей и надменностью. Неправильно это, понимаешь? Тебя кто-то один обидел, а ты теперь всякого человека ненавидеть готова… А ведь…
– Куда ты меня везёшь? – вдруг прозвенело сверху, мелодично и льдисто.
От неожиданности и изумления Ларсен споткнулся на ровном месте, замер на мгновение, и лишь потом ошеломлённо обернулся.
***
– Что?
Более нелепый вопрос придумать было невозможно, но Ларсен сказал именно это.
Сейчас он был слишком поражён. Оллье, конечно, подозревал, что «птичка» просто хитрила и притворялась, но теперь, когда она вдруг подала голос, он растерялся, как отрок, которого впервые поцеловала девица. Просто стоял, смотрел на неё и хлопал глазами.
А дайана горделиво вздёрнула подбородок, хотя и так смотрела сверху вниз, и с издёвкой продолжила:
– Я спросила: куда ты меня везёшь? Разве это такой сложный вопрос?
– Выходит… я был прав, – горько усмехнулся Ларс, не торопясь ответить. – Ты умеешь говорить. И всё понимаешь. Зачем тогда было нужно всё это притворство? Потешалась надо мной, да?
– Возможно, я просто не хотела говорить с тобой… – она невозмутимо пожала плечами.
– Ах, вот как! – Ларсен уже начинал заводиться всерьёз.
– Да, вот так! – холодно бросила девица-птица. – А чего ты, собственно, хотел? О чём мне говорить с похитителем и работорговцем?
– Я тебя не похищал! И я не… – скрипнул зубами Оллье.