Моя Латинская Америка. Заметки бывшего торгпреда

В нашем поиске и борьбе с этим ужасом нам нелишне знать и понять, как ведут и вели себя в схожей с нашей ситуацией борьбы за национальное возрождение, и независимость, и достоинство народы Латинской Америки. Потому что если и живут эти многоликие народы кое-где и как-то очень по-своему сносно, то это ими завоевано и в трудах праведных, и в нелегких социальных битвах с колонизаторами и глобализаторами.

Я окунулся в уникальный латиноамериканский мир в эпоху холодной войны в конце 70-х годов, побывав сначала на Кубе в качестве стажера Академии внешней торговли СССР, потом в качестве сотрудника представительства ГКЭС СССР в Республике Перу, потом в качестве торгового представителя РФ в Коста-Рике и Панаме и еще по разным делам и поводам в некоторых других странах. И меня уже давно и сразу очаровал, захватил какой-то общностью душевных струн и настроений, отношения к жизни этот пахнущий чем-то солоновато-сладким теплый тропический воздух, расцвеченные яркими и нежными красками морские и горные дали, то убеленные снегом, то черные, будто недавно вздыбившиеся из чрева земли, а порой мягкие и зеленые Кордильеры, загадочные потухшие и все еще тлеющие дыры вулканов, бескрайние поля сахарных, банановых и похожих на капустные ананасовых плантаций, апельсиновые рощи, кофейные склоны гор, многовековые секвойи и прочие реликтовые деревья-гиганты, возвышающиеся над океаном непроходимой сельвы, лунные пейзажи прибрежных пустынь, скачущие по камням горные и невероятные по ширине и объемам вод равнинные реки, огромные города, сверкающие кострами огней под крыльями ночных самолетов, и все это соединенное, как бы прошитое по всему тихоокеанскому побережью то прямой и стремительной, а то извилистой и трудной ленточкой Панамериканского шоссе, протянувшегося на 28 тысяч километров от североамериканской Аляски и Сан-Франциско до чилийского Вальпараисо и мыса Горн на берегу Магелланова пролива. Это гигантское и самое длинное в мире шоссе прерывается только на 87-километровом пространстве сельвы между Панамой и Колумбией.

С годами работы там, сначала, конечно, по-студенчески изучив, а потом и научившись говорить на их испанском, познав пусть и немногие лоскутки этого многоцветного латиноамериканского цивилизационного одеяла – их музыку, ритмы, стихи, песни, литературу, обычаи, а самое главное, узнав десятки самих латиноамериканцев, – мне, кажется, удалось понять и почувствовать особое латиноамериканское ощущение мира и человека в нем, воспринимать и прощать многое из того, что, как правило, кажется странным и непростительным для нас, например то самое знаменитое «hora Latina», которое может очень сильно отличаться от нашего понимания «прийти вовремя», когда сильно обижаться на опоздание даже на деловую встречу является дурным тоном.

Так пришло ко мне то, что называется «полюбить Латинскую Америку», ее людей, этот коктейль трех культур: западноевропейской испанской, местной индейской и еще одной – африканской. С их мягкой доверчивостью и стойкой обидчивостью на грубость, с готовностью поделиться всем, что есть, и помочь и лежащим на поверхности плутовством в мелочах да и по-крупному, демонстративным гостеприимством и часто закрытостью в глубоко личном, уважением к авторитетам, склонностью к подчинению им и внешним фанфаронством, фатализмом и жертвенностью, трактуемой как неизбежность, и вспыльчивостью, легко переходящей в ярость, склонностью к романтизму и вере, и все это в форме «кабальеризма» или грубоватого

«мачизма» мужчин и изменчивости и непостоянства женских привязанностей с их невероятной готовностью уступить, но и изменить и отомстить за измену. В них как будто сплавлена в единое целое смягченная ласковым тропическим муссоном испанская жесткость и определенность со странной и радостной беспечностью бездумных, безнадежно бедных и непонятно почему счастливых обитателей этих райских Карибов и Полинезий.

Разумеется, все они, люди этой Америки, разные, но и в герое, и в негодяе, в обыкновенном человеке и в каждой выдающейся личности вы найдете некие особые латиноамериканские черты.

«Любить латиноамериканцев» вовсе не означает любить каждого из них, речь идет о цивилизационном отблеске, как бы лежащем на каждом из них, придающем каждому из них, как той стюардессе, летевшей с нами из Панамы в Боготу, свой латиноамериканский, симпатичный мне рисунок души. Конечно, социальная, классовая доминанта в этой латиноамериканской цивилизации имеет тоже большое, часто ведущее значение, но и в бедняке, и в миллионере вы сможете прочесть этот особый латиноамериканский цивилизационный код.