Сглотнув, я прикусила губу, и, выхватив из-под плаща платье, прикрылась им. Мелкий дождик оставлял мокрые пятнышки на сухой ткани. Я замерзла и хотела в палатку, но ведун встал как вкопанный и не двигался с места.
Сколько он уже здесь?
В душе царила паника. Я понадеялась на то, что еще раннее утро и потеряла всякую бдительность.
Жеан, наконец-то, отмер, и на его лице появилась неожиданно мягкая и провокационная улыбка,
— Теперь ты точно будешь только моей, — выдохнул он. — Я заполучу тебя и в свою постель и в свой дом, даже если мне придется украсть тебя. Я это сделаю.
Оглушив меня таким заявлением, он просто развернулся и ушел. При этом я отчего-то поняла, что видел он, ой, как много. И купалась я явно не одна, а при свидетелях.
Натянув немного нервными движениями платье на влажное тело, я с мокрым плащом в руках рванула обратно в лагерь. По пути мне встретились две сонные магички. Не могли эти клуши раньше прийти, спугнули бы моего незваного зрителя. Но, несмотря на то, что я была раздосадована, на душе вспыхнул какой-то проказливый уголек любопытства.
Значит, Жеану понравилось то, что он увидел?
Лично меня позавчера вид его обнаженной груди и живота очень впечатлил. Красивый мужчина, если бы не вдолбленная с детства мысль о том, что женщина должна ложиться в постель только к жениху или супругу, то я бы уже соблазняла этого ведуна вовсю. Мимо такого мужчины сложно пройти и не облизнуться.
Вернувшись в палатку, я обнаружила все еще спящую и даже довольно посапывающую Рояну. Так и хотелось над ее ушком проорать мужицким басом: «Подъем!» и хоть раз отомстить ей за все три года совместного проживания в одной комнате общежития. Но стоило глянуть, как это милое чудо с темным нутром нежится, зарываясь носом в одеялко, я погасила в себе жажду мщения. Да пусть спит. Тем более что на улице дождик и утро раннее.
В палатке делать было нечего. Скинув влажную одежду, я переоделась в сухое. Свою грязную обувь поставила просыхать у входа. А сама бесцеремонно залезла в сумку Рояны, нашла ее старый плащ, который подруга прихватила просто так, чтобы был, надела ее же туфельки и отправилась обследовать лагерь.
Выскользнув наружу, решила сначала сходить к беседкам, в которых мы завтракали, обедали и ужинали. Там явно наблюдалось какое-то оживление. Правда, пришлось сделать небольшой крюк и снять белье с сушилки, которое мы оставили на ночь. Влажные тряпки я бросила на сумки. Выглянет солнце — досушим. А после я как новичок походных приключений отправилась изучать, что это за зверь такой — полевая кухня. Ведь завтра нам с Рояной предстоит готовить завтрак и мыть посуду после ужина. Учитель Сальвовски заранее распределила всю работу и обозначила, кто, когда и чем будет занят.
Добравшись до беседок, я обнаружила в первой милующихся супругов соф Валлари. Ночи что ли им не хватает? Вспомнив, как наш высокомерный профессор на постоялом дворе в своей комнате отжигал со своей супругой, пожалела одногруппницу. Если они вот так же дома спинкой кровати стены рушат, то недолго ей осталось — сотрется под мужем вся. Как она еще высыпаться умудряется, вернее, когда она спит?
Быстро пройдя несколько пустующих деревянных конструкций, я зашла в крайнюю беседку и села на лавку. Буквально в трех шагах от меня девушки с нашей группы под чутким руководством учителя Сальвовски готовили завтрак. В здоровущем котле, в который и баран бы целиком поместился, булькала пшеничная каша. На ее поверхности растекалось огромное желтое пятно масла, которым, видимо, сдобрили еду. Все это очень даже аппетитно пахло и смущения не вызывало. Птичек над котелком не наблюдалось, ветер тоже молчал, так что только мелкий моросящий дождик мог внести в кашу неожиданные ингредиенты, да и то, что может быть страшного в дождевой воде?
Рядом с котелком на низком деревянном столике, сложенном из тонких стволов деревьев ютилась гора посуды. Глубокие миски, деревянные чашки и ложки. И все это сложено в несколько шатких стопок. Мда, посуды мыть вечером придется много. Это опечалило.
Учитель Сальвовски крутилась возле котелка и проклинала погоду. Костер шипел, и женщина постоянно подбрасывала в него сырые поленья. А сходить и попросить помощи у профессора соф Эсгера, гордая ведьма не желала. У него, естественно, тут огневики — студенты водились. Но, нет, сама тут мучиться и проклятья на стихию насылать будет, но, чтобы обмолвиться, что не справляется, — да что вы? Это же позор! Вот же, ведьма закостенелая! Нет, такую в жены только последний дурак возьмет, ну или ведун, на худой конец, позарится.
Еще раз глянув на котелок и поразившись объему готового завтрака, я ужаснулась. Как же тут угадать: сколько воды, сколько крупы, сколько соли и не ошибиться. У нашего повара Фаяра в таверне таких кастрюлек не было. Ну, максимум литров на десять.
Вытянув руки на бревенчатом столе, я положила на них голову. Как-то я эту практику не так себе представляла.
— Малика. Чего ты там скучаешь? — меня окликнула Саманта. — Пойдем, поможешь. Мы на обед картошку чистим.
Я вскинула брови вверх и засмеялась.