Моя любимая сестра

Вот почему я не могла предупредить ее об обеде Джесси с моей сестрой. Возможно, я нашла бы способ с ней связаться, если бы думала, что Келли – нечто большее, чем кандидат партии зеленых. Но я правда считала эту встречу знаком милосердия к моей сестре, которая, если вспомнить, была очень наивной. Вот только Джесси увидела мою племянницу, высокого мини-олигарха со звездами в глазах. И конечно же, Стеф увидела в решении снимать двух членов моей семьи попытку присвоить себе всеобщее внимание, когда мы разрабатывали линию, которая должна была его разделить. Я позволила себе поверить, что именно в этот момент ссора стала для нее настоящей, хотя в глубине души знала, что это не так. В глубине души я знала, в чем на самом деле крылась причина.

И только на встрече перед съемками я поняла, что ссора больше не фальшивая. Мы со Стеф – единственные актеры, кто общается вне съемок, хотя продюсеры предпочитают, чтобы этого не было. Поэтому нормально, что я не видела Лорен и Джен до этой встречи. А вот что Стефани виделась с ними – это ненормально. И когда женщины все одновременно восстали против Марокко, я поняла, что это никак не связано с моим «отказом» всучить книгу своей известной клиентке.

Не знаю, что было бы, не пожалей меня Иветта и не раскрой привычку Джен закатывать истерики. Как только я разрушила альянс, у меня появилось два варианта. Я могла раскрыть схему Стеф, но тогда пришлось бы признать свою роль в этом, и Джесси, которая против блогеров и фальшивых сюжетов, пришла бы в бешенство. Или могла прикинуться дурочкой. Притвориться, будто все это было частью плана, будто Стефани не пыталась убрать меня из шоу, будто не презирала меня сейчас, и перейти к примирению, как мы изначально замышляли – сойтись во время поездки в Марокко. К моему громадному облегчению, Стеф подыграла мне, когда я загнала ее в угол в уборной на вечеринке у Лорен.

Только теперь кажется, что вместо того, чтобы разыгрывать ссору, мы притворяемся друзьями. Даже в самых страшных снах я не могла представить, что ссора станет настоящей, а дружба – фарсом.

Глава 12 Стефани, июль 2017 года

Бретт встречается со мной в Barneys, чтобы помочь выбрать туфли для поездки в Лос-Анджелес на ужин с женщиной-режиссером. Перечитываю сообщение Лизы, которое пришло этим утром: «НАПОМИНАНИЕ! Ты впервые видишь Бретт после вашего примирения в уборной на вечеринке у Лорен». Она прислала это напоминание, поскольку думает, что мы виделись после вечеринки у Лорен, которая состоялась три недели назад. А почему нет? Мы ведь «помирились». «Все вернулось на круги своя». Я полечу в Марокко. Как бы мне хотелось это тоже взять в кавычки.

Лиза отправляет нам такие напоминания перед большинством сцен из необходимости. Нельзя все напутать.

У нас нет сценария, но есть рамки. Нас снимают не по порядку, иногда записывая встречу за чашкой кофе после большого скандала между двумя актерами, чтобы подготовить зрителей к ссоре, которую покажут на экране вашего телевизора через час. Раньше Лиза писала мне до наших встреч с Бретт: «Напоминание, последний раз вы говорили об аресте Лорен», ведь после этого мы обсуждали миллион разных тем, на камеру или без. По мере съемок приходится подбирать темы для разговоров, и сообщения с напоминаниями служат заголовком для всех пересекающихся сюжетных линий. Очевидно, примирение Бретт и Стеф станет самой важной линией в этом сезоне, как мы и планировали.

После вечера у Лорен я ждала… чего-то от нее. Если бы Бретт написала, я бы ответила, что она должна была мне позвонить. Если бы позвонила, я бы сказала, она должна была встретиться лично.

Она все сделала так, что комар носа не подточит, но так и не признала реальность того, что произошло между нами.

Я и раньше теряла друзей, но сейчас все иначе, возможно, потому, что я никому так не открывалась, как Бретт. Она строит из себя уязвимого человека, и ее уязвимость заражает меня. Бретт знает болезненные подробности того, о чем я рассказывала Винсу лишь в общих чертах, особенно про размах моей борьбы с депрессией. Ненавижу это слово. «Депрессия». Слышу его и вспоминаю о том черном лабрадоре из рекламы, который держит игрушку в зубах и просится на прогулку, а его хозяин неподвижно сидит на диване. Ненавижу его, потому что это правда. Когда моя депрессия набирает полную силу, она не бушует, а зевает. Я обмочилась в кровати, хотя не спала в этот момент и была абсолютно трезва, просто попытка подняться и сделать десять шагов до туалета казалась мне непреодолимой вершиной. Бретт знает это и многое другое – очень многое, – и теперь, когда я ее потеряла, мои секреты словно отрастили ноги и разгуливают по всему миру в коротких юбках и на убийственных каблуках, чтобы привлечь слушателей. Я постоянно боюсь разоблачения, но страх всегда отходит на второй план перед ужасной болью. Я открыла Бретт свое сердце. Отвернулась всего на секунду, и она его обворовала.