Моя любимая сказка

— Это она-то нищета?! У неё муж в каком-то международном концерне чуть ли не директор! Их из-за границы не видно уже почти.

— Странно… Я так помню, что они после диплома куда-то на север поехали…

— Устаревшая информация. Она с Олегом развелась уже давно.

— Ага, значит с Олегом… — абсолютно ненужный разговор. Зачем Алла приехала? — А ещё что?

— Да так, всякого… По мелочи… — Алла спрятала глаза в чашку.

Почему она не говорит, что с Ромкой разошлась? Такая новость, а она молчит… Или она решила, что я в курсе? Но Ромка-то свои дела как раз не афиширует. Или наоборот — думает, я не знаю, и не хочет посвящать… Ну что ж, подыграю!

— Сахар есть? — Алла вновь оглядела полки с посудой.

— По-моему, нет… Ты же знаешь — я с сахаром не пью. Сахар…

— …Портит вкус благородного напитка! — насмешливо договорила за меня она. На её лице вдруг возникло сочувствие. — Миш, неужели ты никогда не повзрослеешь?

— В каком смысле? — я сделал вид, что не понимаю.

— Да в прямом… — она вздохнула. — В самом прямом. Неужели ты всерьёз думаешь, что сможешь прожить вот так…

— Как — так?

— Ладно тебе, не прикидывайся. Забыл уже, как ты тогда под своего несчастного Невежу[20] в долг по знакомым клянчил?

— Так это ж редчайший случай был! Первопечатные книги[21]… Они же раз в сто лет всплывают! За такие деньги — тем более…

— Вот именно! Это называется — «жить не по средствам». Я с тобой… Мы с тобой три с половиной года прожили… Я за это время только одно пальто себе купила. И две юбки… А ты…

— Знаешь, что? Мы с тобой вместе уже много лет не живём, и у тебя, насколько я знаю, причин жаловаться на жизнь нет. Так предоставь мне право жить так, как я считаю нужным. В конце концов, вы с Ромой…

Алла очень внимательно посмотрела в мне в глаза.

— Что?

— Ну… — от неожиданности я смешался. — Вы-то хоть в центре живёте…

Алла неожиданно поникла.

— В каком ещё центре…

— А где? У тебя, в Черёмушках? — я прикинулся удивлённым — Что, сына с Ольгой не поделила?

— Да нет…

— А что тогда?

— Я… Мы… Одним словом, мы с Ромой больше не вместе, — выдавила она.

— Вот это да! А ты мне — про свою Людку. Что там у вас такое приключилось?

— Да ничего… — по-прежнему тихо сказала она.

— Как же это так — «ничего»? — с одной стороны мне хотелось отомстить ей за недавний наезд, с другой — любопытно было услышать хоть одну версию произошедшего. — Не может быть.

— А вот так, — Алла собралась было сказать ещё что-то, но промолчала.

— И давно?

— Уже месяц…

— Слушай… — на меня напал какой-то нездоровый задор. — Я не в курсе ваших дел… Но я-то Ромку побольше твоего знаю. Давай так: я попробую угадать, как это было, а ты меня поправишь… Если я промахнусь. Давай?

— Ладно, — её взгляд мог означать всё что угодно.

Я начал.

— Итак… В… Когда это было?

— В начале осени.

— Хорошо. В начале осени Ромка пришёл домой немного не в себе. Странный такой. Час или больше просидел на кухне, курил… А потом — зашёл к тебе и сказал, что…

— Чёрт! Ты откуда?..

— …Что он не может больше с тобой жить, и с этой минуты…

— Точно! Он тебе рассказал, да?

— Знаешь, вот кому-кому, а мне бы он этого рассказывать не стал.

— Почему это? Вы же с ним дружите… Это он тебе рассказал! А ты сидишь тут теперь, глумишься надо мной!

— Он мне ничего не рассказывал. Да и не стал бы рассказывать…

— Почему?

— Ну, ты же знаешь, что с ним случилось?

— Знаю. Мне Ольга вчера звонила. Его на работе кто-то подсидел.

— Респект Ольгиной деликатности. Не кто-то подсидел, а именно я.

Алла с любопытством уставилась на меня, словно видела впервые в жизни.

— Ты способен кого-то подсидеть?

— Вот Рома и мать его считают, что да…

— Ты даже списать на экзамене не мог!

— Ну, видимо, tempora mutantur…

— Et nos mutamur in illis? Перемены… — она выглядела поражённой.

— Короче, с Ольгой Владленовной мы теперь на ножах, она грозит мне всяческими карами… А я пока восседаю на Ромкином месте. Позвольте представиться: методист-затейник.

Алла смотрела на меня неподдельным интересом.

— Наконец-то. Поздравляю. Свершилось, — Алла поставила чашку и подпёрла щёку рукой. — Ты, похоже, всё-таки начинаешь взрослеть. Поздновато, конечно… Но лучше поздно, чем никогда.

Я вскочил.

— Ты хочешь сказать, что низость, которую я даже не совершил, — показатель взрослости?!

Она тоже поднялась. Теперь мы стояли почти вплотную друг к другу. Даже на каблуках она оказалась почти на голову ниже меня.

— Я хочу сказать, что сейчас твоя дорожка впервые пошла в горку. И сколько бы ты ни говорил о своей непричастности… Ты же всё-таки согласился на эту работу? Не так ли?

— Вот уж не думал, что заслужу твою похвалу тем, что разрушил твои же собственные отношения… Пусть даже косвенно…

— Ромку? Ему давно следовало… Маменькин сыночек. Ты думаешь, если бы он не был сыном Ольги, он смог бы хоть что-нибудь? Да он бы даже институт не окончил!

В памяти возник образ Яры, которая осматривала пьяного Ромку на Дьяковском кладбище. Как она одёрнула меня… Выговорила за мою шутку… Сочувствие к абсолютно постороннему человеку. Просто потому, что он — человек, потому что попал в беду…