Моя любимая страна

И тут интересный факт. У них было достаточно много техники, но мы подбили несколько танков, несколько бронированных машин. И этого оказалось достаточно, чтобы они развернулись, отступили. Получается, что, понеся очень небольшой урон, незначительный урон для своих войск, они почему-то развернулись и отошли. Мы даже не ожидали. Потому что, когда идет наступление танками, бронированными машинами, идет бой, потеря нескольких машин — это не должно быть препятствием для развития наступления. После этого разведка тоже иногда подходит — ну и уходит.

По официальным данным, пленных уже больше трех тысяч на всю Украину, и я доверяю этим официальным данным. Даже в нашей области счет идет на многие-многие десятки. Вот два дня назад двенадцать человек сдались в плен — после боестолкновений сдались, уже даже боестолкновений не было.

Город обстреливается — «Смерч», «Ураган», «Град». Но если «Град» — 122 миллиметра, [то] «Ураган» — это 240 миллиметров и «Смерч» — 320 миллиметров, это все системы залпового огня особой мощности. Первые атаки были на военные объекты, то есть 24 февраля был обстрелян наш военный аэродром Кульбакино, по нему был нанесен удар, но нашей авиации там уже не было, то есть он был по сути вхолостую. Четвертого [марта] вечером они нанесли удар на железнодорожную станцию, склады с горючим, потом попали в хлебзавод — я не знаю зачем… А потом уже, шестого и седьмого особенно, начались обстрелы воинской части и просто обстрелы жилых кварталов. Очистные сооружения под Николаевом уже несколько раз были обстреляны, и мы так понимаем, что попытка сделать проблемы местному населению с водой. Вот между Николаевом и Херсоном есть населенные пункты, и между ними у них есть огневые позиции, с которых они наносят удары артиллерии по городу.

На Херсонскую легло кучно. Это Корабельный район, самый южный — частный сектор Балабановка. Дома покорежило. Кажется, они недостроены. Шифер отлетел от забора, проваленные внутрь крыши, обломки жизни на дороге между домами. Кирпичный забор разлетелся на кирпичики, по прихоти сохранилась табличка с номером 22. Стекол в домах нет, от этого они кажутся нежилыми. За зелеными воротами прячется покореженная «газель».

Вскопанный огород. Посекло вишни — ветки лежат на теплой земле. На чердаке — три сквозных пробоины.

Саша на приставной лестнице счищает побитый шифер с крыши. Он плачет, но не замечает этого, не вытирает лица.

— Сначала стреляли. Тут гукнуло на пшеницу, нам окна вынесло сразу. Потом вроде тихо стало. Жена там, в сенях, я на кухне. Она села, я так выглядываю в окно, и тут непонятно откуда — два самолета черных как бы «Стелс». Жена упала и тут тра-та-та! Дым какой-то белый. Я на жену упал, и мы поползли. Вот я пособирал все осколки. Этот же осколок наполовину может разрезать, пополам человека.

Надя, его жена, сидит, положив руки на колени:

— Вот тут я села. Вот тут я сидела. И сижу вот так, никакого звука нет. Никакого звука нет, чтоб я испугалась. Два самолета таких страшных черных, темно-серых, а я даже не двинулась с места. Думаю, они же по населению не стреляют. И тут же оно по потолку начало… Это такой ужас… Посмотрите на ворота, какие дырки. Если бы успели меня стрельнуть. Я в таком шоке, что не могу отойти. Вы знаете, я боюсь. Потому что уезжать тоже страшно. Это надо доехать. Я смотрела новости, семья уезжала. Попали под обстрел. И дети погибли, и родители.

Николаевский центр социально-психологической реабилитации детей — городской приют — был эвакуирован сразу после начала войны. 93 ребенка от 3 до 18 лет. Они социальные сироты — родители есть, но о детях заботиться не могут. Детей эвакуировали в Антоновку — село в 67 километрах от города, в сторону Крапивницкого, бывшего Кировограда. Пять дней назад рядом с селом встали российские войска. 8 марта в 9:20 утра на Кировоградской трассе российские военные расстреляли машину, везущую смену воспитателей в детский приют. Три женщины погибли.

Водитель Анатолий Александрович Геращенко переминается с ноги на ногу. В правой ноге осколок. Доставать не стали — «хирург сказал, будем оперировать, если гнить начнет». Рядом стоит Маша — один глаз голубой, другой карий, жмется к отцу. «У меня три сына и две дочери», — хвастается Анатолий Александрович. Его начинает трясти, он говорит: «Холодно».

Это была его третья поездка в Антоновку. Работал за стоимость горючего. На лобовое стекло приклеил красный крест из изоленты. Его машина — «Мерседес-Спринтер» — сгорела вместе с телами внутри.

— Воспитателей я уже третий раз вез. Блокпосты мы все проехали-прошли. Паспорта показывали. Шесть женщин сидели в салоне у меня. Две женщины в будке сидели, сзади. На блокпосте сказали, что ночью что-то было. Но, по идее, должны были нас не пустить туда!