Моя любовь, моё проклятье

После неё пожаловал Макс с дурной вестью: под Читой на станции крупная поломка. Надо срочно выдвигаться, причём самому Ремиру, так как грядут разбирательства с надзорными органами.

Поэтому до обеда Долматов работал в режиме цейтнота: делал всё, что можно было сделать, созванивался, раздавал чёткие указания, рассылал по службам и отделам распоряжения, подписывал срочные бумаги, в том числе и пакет документов к тендеру с Авиазаводом.

– Напоминать не нужно, что всё это надо прошить, запечатать, заклеить в плотный, непрозрачный пакет и лично отвезти в комиссию по госзакупкам?

– Да-да, –  с готовностью закивала Лиза, – я знаю. Сама сегодня же отвезу.

– Паспорт при себе есть?

Она снова кивнула.

Всё-таки, подумал он, плохо, что в такой момент вместо надёжной Штейн осталась эта придурковатая Лиза.

– Тогда ступай, действуй. И давайте без сцен и мордобоя, ясно?

Лиза в третий раз кивнула и удалилась.

На обед куда-то ехать времени не оставалось, поэтому в кои-то веки решил спуститься в кофе-бар, быстро перекусить и в путь. Как только он подошёл к стойке, тотчас все оживлённые разговоры разом смолкли. Оглянулся – дамы из бухгалтерии, маркетинга, коммерческого, планового сосредоточенно жевали, не поднимая глаз от тарелок. Вспомнились слова Макса.

«И впрямь, как бы не подавились», – хмыкнул он и отошёл к дальнему столику, чтобы не смущать сотрудниц.

Постепенно атмосфера разрядилась, и девушки вновь начали шушукаться и посмеиваться. Говорили они тихо, но обрывки всё равно долетали: «Горностаева… Хвощевский… туалет…».

– Вон она! Пошла… – довольно громко воскликнула Инга Миц.

И все как по команде устремили взгляд в сторону холла.

И правда, мимо увитой лианами перегородки, отделявшей холл от кофе-бара, прошла Горностаева. Видимо, и она уловила возглас Миц, потому что на миг приостановилась и обернулась. Взглянула на неё, а его, похоже, не заметила. И лицо у неё такое было, что в груди больно сжалось.

Затем она направилась к лифтам, волоча за собой шлейф смешков, шепотков, оскорблений…

С трудом доев несчастный бургер, Долматов поднялся к себе. Сунул в портфель нужные документы, смену белья, зубную щётку, благо всё это предусмотрительно хранилось «на всякий пожарный» в комнате отдыха. Напоследок, уже перед самым выходом, попросил Алину призвать Никиту Хвощевского.

Тот явился незамедлительно и с виду не то чтобы робел, но заметно нервничал.

– Что у вас произошло с Горностаевой?

– Ничего, – покачал головой Никита.

– Уточню: в пятницу, в уборной ресторана.

– Да ничего такого, – отвёл глаза Хвощевский.

– А если её спрошу?

Никита закусил губу.

– Я не хотел… я просто напился, перекрыло меня… И ничего такого я не сделал, так только...

Ремир сжал кулаки до онемения, стиснул челюсти до скрежета, пытаясь совладать с собственным гневом, яростно пульсирующим в висках. Неудержимо захотелось вытрясти всю душу из этого Хвощевского. Но нельзя, нельзя.

– Ничего такого не сделал… – процедил Ремир зло. – Сюда подойди.

Хвощевский приблизился к его столу.

– Ты в курсе, что из-за твоего «перекрыло меня», её сейчас на каждом углу обсуждают?

Он потупил взгляд.

– Сейчас я включу громкую связь, и ты перед ней извинишься. Минуту тебе на размышления. Хорошо подумай, что сказать. Учти, мне не надо, чтобы местные тётки, ну и не только тётки, сплетни тут разводили вместо того, чтоб работать.

Хвощевский густо покраснел.

– Готов?

Ремир включил громкую связь:

– Полина Андреевна Горностаева, прошу минуту внимания. Вам желает кое-что сказать господин Хвощевский.

Никита склонился над микрофоном и глухим, надтреснутым голосом произнёс:

– Полина, простите меня, пожалуйста, за... тот неприятный инцидент… в пятницу… за то, что оскорбил вас своим поведением. Мне очень стыдно. Я поступил как последняя ско…

– Хватит, – Ремир выключил тумблер. – Это уже перебор. Выражения-то подбирай в эфире, не на кухне. Ну всё, ступай, последняя скотина. Стой. Ещё одно – чтоб к ней больше близко не подходил.

Хвощевский вдруг вспыхнул, немного помешкал, но всё же разотважился и выпалил:

– Вы не имеете права запрещать…

– Зато имею право уволить тебя по такой статье, что ты вообще работу не найдёшь, – Ремир поднялся из-за стола, закинул на руку пиджак, взял портфель. – Вон отсюда.

Хвощевский скрылся. Следом за ним вышел Долматов.

– Ремир Ильдарович, вы надолго уезжаете? – спросила Алина.

– Дня на два…

Глава 17

Полина долго думала, как вернуть Долматову его вещи. Видимо, он удирал от неё в такой спешке, что позабывал половину. Сейчас в ней клокотала не только обида, но и злость, и даже чуточку презрения она к нему, такому замечательному и такому, оказывается, трусливому, испытывала.