Она даже не услышала, как в комнату тихо вошла Ангелина Ивановна с крохотной белой баночкой. Поставив мазь на журнальный столик, она с какой необъяснимой тоской глянула на хозяйку и пробормотала что-то про обед. Потом низко опустила голову и вышла, чтобы не видеть и не слышать.
Как делало большинство людей в доме. Как делало человечество, предпочитая замечать беду только в тот момент, когда она стучалась в их дверь. Для всех остальных существовал их привычный, уютный мирок с розовыми единорогами. Все они уверенно твердили, что насилие побеждено и каждый человек свободен от подобного дерьма.
Ложь. Просто так удобно — жить в иллюзиях.
— Я не могу, — через силу выдавила ответ Илона, когда Милана погладила ее пальцы. — Не могу, понимаешь?
На сей раз Милана не сдержалась. Подскочила и с психа выкрикнула:
— Да почему, черт возьми?! — и почти сразу пожалела о вспышке, поскольку мать сжалась в пугливый комочек и задрожала.
Она раньше не замечала этого. Или не хотела замечать. Жила в святом убеждении, что Илону все устраивает. В какие-то периоды даже злорадствовала, лелея в душе детские обиды на мать. Порожденные ею комплексы нашептывали, что Илона заслужила каждую пощечину от мужа, каждый удар по голове.
Милана Боярышникова, которая гордилась своей работой волонтером. Которая жалела всех и вся! Она не находила капли сочувствия для той, кто ей ближе любого африканского ребенка. Почему-то их любить, уважать и вытаскивать из ямы оказалось проще, чем сделать то же самое для родной матери.
Какая же она… Лицемерка. И еще что-то выговаривала Антону за его поведение. Дура.
— Мамочка, — Милана бросилась к Илоне, наплевав на камеры, охрану и Глеба, в частности. Просто взяла и впервые обняла побледневшую от ужаса мать так крепко, что у той вырвался тихий писк.
— Все хорошо, — услышала мягкий успокаивающий голос Илоны и ощутила легкие поглаживания по спине. — Ничего страшного.
А ведь эти слова должна говорить Милана, а не ее мать.
— Прости, — выдохнула сквозь слезы она. — Пожалуйста, прости, мама.
Они бы так и просидели в неудобном положении, сжимая друг друга в объятиях. Но в какой-то момент послышался шум, затем в гостиную влетел запыхавшийся Антон. Он быстро притормозил и чуть не запнулся о пушистый ковер, когда увидел развернувшуюся перед ним картину. Завертелся, закрутился юлой, будто не знал, куда себя деть.
— Что случилось? — вынужденно спросил, когда Милана, утирая слезы, все-таки отпустила мать.
И почти сразу его лицо посерело, кулаки сжались, а в глазах заметались зеленые искры. В них она прочла смертный приговор отцу, испытала некоторое облегчение, но почти сразу взяла себя в руки. Отправленное в панике сообщение заставило Антона сорваться с важной встречи и принестись сюда. Рискуя попасться на глаза хозяину дома, что распивал коньяк в бильярдной комнате.
— Ох, — выдохнула Милана, поняв, что натворила.
— Я его убью, — Антон было развернулся, как его остановил сдвоенный крик:
— Нет!
Он замер, словно хищник, приготовившийся к прыжку. Плечи остались напряженными, спина прямой. Взгляд устремлен в пустой проем, кулаки сжаты. Любая из камер, что сейчас фиксировала происходящее в доме, могла посчитать его угрозой хозяину и сообщить охране. Тогда весь их план оказался бы уничтожен.
— Тони, — очнулась первой Илона и дрожащей рукой потянулась к мази на столике. — Пожалуйста, сядь.
Действие абсолютно автоматическое, как будто ей требовалось что-то трогать или держать в ладони, чтобы успокоиться. Милана в который раз подивилась материнскому самообладанию. Несмотря на все невзгоды и брак с психопатом, она порой проявляла невероятную твердость характера.
— Вы здесь не останетесь, — покачал головой Антон. — Нет, нет и нет. Все. Хватит.
— Тони…
Милана облизнула пересохшие губы и перевела взгляд сначала на мать, затем на Антона в ожидании. Ей бы вмешаться, поддержать его. Однако спокойное выражение лица и металлические нотки в интонации Илоны не позволили этому случиться.
— Антон, — она шумно и со свистом втянула носом воздух, когда коснулась пальцами опухшей щеки, — не делай глупых поступков.
— А я и не сделаю. Просто убью эту тварь и закопаю в саду. Пока его дружки очнутся, станет некого спасать.
Он не шутил. Говорил на полном серьезе, и Милана вынужденно взяла руку матери. Еще села рядом, чтобы Антон видел, чью сторону она приняла. Хотя полчаса назад уговаривала Илону покинуть дом.
Какой парадокс.
— Мама права. Никому от этого легче не станет, — выдохнула Милана и почувствовала, как мать сжала ее пальцы.
— Ты серьезно? Сама меня сюда позвала! — рыкнул Антон, но голос предусмотрительно не повысил из уважения к Илоне.
Пришлось покаянно опустить голову.
— Запаниковала, — буркнула Милана.
— Запаниковала она! Я чуть такси не разнес, пока сюда ехал! И что вижу? Этот выродок опять…
Антон осекся. Когда совсем рядом с гостиной раздался пьяный голос Глеба:
— Илона, душа моя, ты где? С кем ты разговариваешь, дрянь?
Глава 36. Сигнал тревоги
— Готово.