Моя мама сошла с ума. Книга для взрослых, чьи родители вдруг стали детьми

Сидит моя птичечка на кровати. Одной рукой оттягивает свой памперс от живота. Другой держит свой поильник, из которого пить отказывается, ибо он для нее слишком тяжелый.

Зато его вес совершенно не ощущается, когда она из него наливает воду в свой памперс…

– Мамочка, ааа шой-то ты делаешь?

Мама вздрагивает от неожиданности и – прет буром!

– Что я делаю! Ничего я не делаю! Что ты ко мне пристала?!

Найти объяснения своему очередному выбрыку так и не сумела.

Она.

Я тоже.

Не сумела…

…Пока справилась со всеми вводными, уже опять орррррррет мама!:)

– Мамулик? Шо трапЫлось в этот раз?:)

– Да ничего! Это я так… Для профилактики ору.

– Ну ори-ори, моя птичечка! Для легких это оччччень полезно!:)

Так что все у нас отлично:)

Правда, глаз дергается…:)

Глава 14. «Божий одуванчик»

Когда я вернулась, после того как отвезла маму в больницу, папа ничего не спросил.

И не спрашивал еще неделю.

Только где-то на восьмой или десятый день, будто между прочим, уточнил: «Где мать?»

Рассказала, что маму нужно подлечить в больнице. Про психиатрию и неврологию умолчала.

Кивнул головой. И всё.

А я так чудовищно боялась…

В клинике сказали, в какие часы маму можно навещать. Но после того парализующего внутреннего ужаса, в котором я везла маму в больницу, я была уверена, что не смогу переступить этот порог.

Просто не смогу зайти в эти двери и увидеть маму.

Там.

Это выше моих сил.

Может, дети сходят… Может, потом… Не смогу… Не смогу…

Но в середине следующего дня звонит лечащий врач.

– Мама ваша – божий одуванчик! Приезжайте, проведайте. Она будет рада.

Она будет рада…

Она будет… А я?..

Понимаю, что одна переступить этот порог не смогу. Нужно, просто физически нужно, чтобы кто-то был рядом. Чтобы можно было с кем-то это разделить.

Пишу детям. Спасибо им, срываются с места, отпрашиваются с работы. Приезжают. Вместе мы идем через кордоны охраны с двойными дверями, запираемыми ключами-угольниками.

Мамы в ее палате нет.

– А, «кочующая бабушка»! – кивает медсестра на посту. – Она гуляет у нас из палаты в палату. Общается со своими ровесницами.

Общается?! Это уже что-то совсем невероятное!

Находим в соседней палате. Мирно спящей на чужой кровати.

– Мама! Мамочка. Мы пришли…

Открывает глаза. Добрые.

Это другой человек.

Конечно, не та мама, которая была со мной всю жизнь. Но и не то исчадие ада, которое находилось рядом с нами последние недели и которое я накануне оставила здесь.

Вчера, после моего ухода, рассказывают медсестры, мама еще была в агрессии. Уверяла всех, что ее похитили из дома.

– Ворвались какие-то люди, похитили и привезли сюда!

На медсестер и врачей выливала всё тот же больной поток сознания. Но в этом отделении врачи и медсестры и не такое видели и слышали.

А сейчас перед нами реально «божий одуванчик». Дети мои даже не понимают, что такого страшного в визите к бабушке, зачем я их с работы сорвала. Но они со мной, поддерживают как могут, за что им невероятное спасибо.

Понятно, что мама под препаратами, после капельниц. Но эта мама нас любит. Нам рада. Чего не было уже очень давно.

А мне хочется только плакать. Но плакать опять не получается. Кроме единственного срыва ночью после «побега» сиделки, плакать не получается совсем.

Все дни в больнице мама добрая. Всех любит.

Чем она занимается там целыми днями, я не понимаю, но ни на что не жалуется. Читает какие-то брошюры с молитвами, которые находит на полке с книгами в отделении. Общается с такими же, как она. Даже не спрашивает про отца. И не просится домой.

Постепенно успокоившись, дает врачам провести обследование. Выясняется, что она на ногах перенесла инфаркт. Когда – одному Богу известно.

Мама проводит в больнице десять дней.

За это время я расчищаю завалы, возникшие на работе за эти недели, лечу в давно запланированную командировку… И мучительно ищу варианты – что дальше?

Понятно, что мама спокойная, пока она в клинике под препаратами. Но где гарантия, что дома не начнется то же, что прежде?

Уже после госпитализации в квартире родителей нахожу ее таблетки в самых разных местах. И понимаю, почему в последние дни максимальные дозы лекарств не действовали. Мама только делала вид, что глотала таблетки, пряча их под язык. И выплевывала потом.

Нам везет. Знакомая, с которой я случайно заговариваю о нашей проблеме, рекомендует для работы сиделку Марину. Хорошую женщину родом из Абхазии, медсестру, которая много лет живет в Москве.

Но справится ли Марина с мамой?

Справимся ли все мы?

Всё это день за днем не дает мне покоя…

Забираю маму из больницы во вполне благожелательном расположении духа.

Но уже в машине доброты в ее голосе убавляется. То «откуда-то дует!», то «почему так жарко?!», то «куда мы едем?», то «когда приедем?!»…

Меняющийся на глазах тон и вновь возникшие нотки агрессии меня не просто пугают, а практически вводят в ступор. Неужели сначала?..

Через полчаса дома мама уже опять не хочет принимать лекарство.

– Кто мне его прописал?!

Уже снова зла на отца, на меня и на пришедшую чуть позже новую сиделку Марину.

– Кто это?! – презрительно и строго призывает к ответу всё еще очень слабого отца.

– Марина.