Моя мама сошла с ума. Книга для взрослых, чьи родители вдруг стали детьми

Мы перевезли родителей в Москву, поближе к нам, детям. Папа был прекрасным дедушкой своих внуков. Его забывчивость была милой и трогательной. Я хорошо помню, как мы ходили к неврологам и психиатрам и нам сказали, что изменения есть, но мы не видели настоящих пациентов с болезнью Альцгеймера. И все-таки мы начали лечение. И на всякий случай с мамой пришили ко всей папиной одежде специальные ламинированные бумажки, на которых написали наши телефоны и адрес. Мы помнили, что папина мама все время уходила из дома. И всё сделали на всякий случай. Но, я еще раз повторю, что мы даже представить себе не могли, что будет дальше.

Мы протрезвели, когда папа потерялся в метро. Они ехали к себе домой. Пересадка на Пушкинской. Мама вошла в вагон, а папа пропустил всех дам и не успел войти. Был февраль. Мы всей семьей ездили по всем станциям метро во всех направлениях, выходили на каждой станции и спрашивали, не видел ли кто-нибудь интеллигентного мужчину в норковой шапке и куртке. Папы нигде не было. Я хорошо помню ужас, который охватил нас всех. На улице февраль, минус 20 градусов. Папы не было ни в больницах, ни среди погибших, нигде, нигде. Я всю свою жизнь буду благодарить Константина Эрнста, Кирилла Клейменова и Катю Стриженову с Первого канала за то, что они сообщили об этом в эфире. Они спасли всю нашу семью. Сотрудники милиции, которые нашли папу, позвонили на мой телефон и телефон мамы, которые были на той самой, сделанной на всякий случай бумажке на папиной куртке.

Когда я приехала домой, дома были все. Папа сидел не замерзший, в хорошем настроении. Я обняла его, положила голову ему на плечо и заплакала. А он, как всегда, чмокнул меня в макушку и спросил: «Доченька, почему ты плачешь? Что-то случилось?» Папа ничего не помнил и ничего рассказать не смог. От милиции мы узнали, что его подобрали на остановке в подмосковном городе Троицке, спросили кто он, где живет и не нужна ли помощь. «Я доктор Шабунин. Город Кемерово, улица Ушакова, дом 5, квартира 113». Это был адрес, по которому мои родители прожили много десятилетий в Кузбассе.

С этого момента изменилось всё. Мне кажется, с того момента его состояние начало очень быстро ухудшаться. Буквально за три – четыре года папа полностью перестал членораздельно говорить, перестал сам обслуживать себя. С ним постоянно находились профессиональные медицинские сестры, которые давали лекарства, выводили гулять, осуществляли все гигиенические процедуры. Мы строго следили за тем, чтобы никто не унижал папино человеческое достоинство. А он постепенно переставал делать даже самые простые вещи.

Мы его любили. И я до сих пор уверена, что эмоционально люди с болезнью Альцгеймера не перестают любить близких. Даже если совсем не говорят. До самых последних папиных дней, когда я приходила к родителям, я обнимала папу, клала ему голову на плечо, и он целовал меня в макушку. Он уже совсем не говорил. Но я знаю, что он узнавал и любил меня больше жизни. Даже тогда.

Вспоминаю ли я папу больным? Никогда! Я помню его веселым, шумным! Я помню, как прекрасно он пел, а мы с сестрой ему аккомпанировали на пианино. Я помню, как он любил Москву! И как был счастлив, когда приезжал в столицу из нашей Сибири! Я помню, как он смотрел на меня и говорил: «Смотрю на тебя критично… Ну, красавица!!!»

Лариса В., юрист, Курская область

Пусть мой рассказ будет анонимный. Маминой болезни я не стыжусь, просто я по натуре замкнутая.

Живу в России, в Курской области. Я много кем успела поработать: продавцом, журналистом, закройщиком, юристом. Есть дипломы юриста и закройщика. Основная работа – юрист.

Деменцией больна мама, Любовь Тихоновна, ей 79 лет. До мамы деменцией болела бабушка. Во времена болезни бабушки деменцию по сути никто не лечил, она считалась обычным спутником старости и называлась «старческие капризы», «возраст». Детство и юность у меня прошли в бабушкином бреду, вони и ночах без сна. Потом судьба дала передышку и к моей зрелости подкинула маму в деменции.

Моя мама – швея. Образование у неё неполное среднее (8 классов). Училищ она не оканчивала, пошла ученицей на швейную фабрику – так и стала швеей и всю жизнь ею проработала. У мамы могла бы быть другая судьба, но она в детстве заболела туберкулезом кости, пришлось бросить школу.

Раньше я думала, что моя мама ничем не примечательная простая русская женщина, которых миллионы. Но сейчас, с позиции своих лет, я думаю по-другому. Мама действительно жила просто и незатейливо, но ведь не всякая деревенская женщина в 30 лет, работая на швейной фабрике, пойдет учиться музыке и вокалу в музыкальную школу. Училась она для себя, ей хотелось научиться петь и играть на аккордеоне. Аккордеон мама сначала брала в прокате, потом купила.

Сейчас я жалею, что мало знаю о маминой жизни до моего рождения. Всё думала – потом, потом подробно расспрошу, а потом оказалось поздно. Расспрашивать некого: папа несколько лет назад заболел раком, недавно умер, мама в глубокой деменции, не помнит не то что аккордеон – с фамилией своей путается.