Моя Марусечка

Алюська. То есть как – знамя? Где?

Маруся. В красном уголке.

Алюська пулей вылетела из каптерки. Маруся закрыла дверь на засов.

Маруся. Эта крыса такой умный человек…

В коридоре послышались шаги. Кто-то топтался у двери.

Виталька. Христофорна… ты тут? Открой.

Маруся открыла.

Виталька. Оля где?

Маруся. Ссыкунов ловит.

Виталька. Что у тебя тут? Выпить нету?

Маруся. Воды дать?

Виталька. Ну, ладно-ладно! Я знаю, у тебя тут было… спирт на пчелином г. не…

Маруся. На г. не-е… На прополисе! От поноса держу, крепит.

Виталька. Вот-вот. Закрепи меня, Маруся. Марусь, посмотри, веко красное? Болею что-то…

Маруся. Боле-ею…

Она полезла в шкафчик, достала пузырек, налила рюмку. Виталька выпил.

Виталька. Фу… Ничего, Маруся, перебедуемся… Знаешь, как я болел? Приехал домой, в село помирать. А мать мне хлоп четверть кагору. Говорит: «Пей, сыночка, по пятьдесят грамм и никакого туберкулезу». Ну, я сел с дружком, и мы за один вечер всю эту четверть распили. Распили, и он говорит: «Лучше ешь собак».

Маруся. Ты ел собак?

Виталька. Ага, стану я есть собак! Перерешили на сурочий жир.

Маруся. Помогло?

Виталька. Ага, стану я есть сурков! Сижу как-то утром, рожа всмятку, от кагора только пучит. Мать мне говорит: скосил бы ты возле огорода люцерну. Я скосил. Выпил молока. Опять покосил. Опять попил. Все! Выздоровел! Эх, люблю же я природу, теплый борщ, холодну воду, толсту бабу, як колоду, полна пазуха сисёк!

Маруся. Виталька, Виталька…

Виталька. Поеду на Комсомольское озеро на лодке кататься. Знаешь, какие там пловчихи тренируются?

Маруся. А Женюра?

Виталька. Да, Женюра… Нет, семья – это семья. Это святое. Маруся, а ведь она меня ни разу не застукала – не сдернула ни с одной женщины. Я ей сказал: Женюра! Я дам тебе день на подружек! День на парикмахерскую! Я прочту «Гигиену брака». Я был идиот, дурак, псих! Вот тебе ковер на стену! Вот тебе палас на пол! Женя, сынок, у тебя есть папа! Дочка… такая стерва растет. Купил ей бальное платье.

В каптерку вошла Оля.

Виталька. Оля! Сойди с ума, купи водки.

Оля. Я ростю для родины…

Виталька. А я пузо с кишками!

В коридоре раздался шум шагов. Маруся выглянула в дверь: какие-то люди шли на второй этаж, все в пиджаках. Виталька встал и присоединился к процессии.

Маруся. Куда это они?

Оля. На партком пошли. Сейчас по Давидовичу пройдутся с песочком!

Маруся. Ну что, ну и хорошо, раз такое дело…

Она взяла швабру, ведро и направилась в зал. У дальней стены был натянут экран. Возле экрана стояла Алюська и говорила что-то про псов сионизма. Маруся огляделась. Мишаня Давидович с Виталькой сидели на последнем ряду и резались в шашки.

Виталька. Бей дамку!

Мишаня. Не хочу!

Виталька. Бей дамку, я тебе говорю!

Маруся. Ой! Марья Петровна партейная, а я ей ругала докторскую колбасу.

Виталька. Мар-р-руся! Ты зачем доктора обидела?

Начался фильм. Алюська по ходу фильма вставляла свои комментарии.

Мишаня. Хорошо говорит. Только немного подслащивает.

Виталька. Щас к ее рту мухи слетаться начнут!

Маруся. Мишаня, в мясном выбросили сосиски, сделать тебе сосиски?

Мишаня. Говяжьи или свиные?

Маруся. Свиные.

Мишаня. Ну сделай с полкило.

Маруся помолчала, подбирая слова. Не скажешь ведь: «Что ты, дурак, делаешь на старости лет?!»

Маруся. Мишаня… Неужели ты едешь в Израиль?

Мишаня. Да.

Маруся. Мишаня, знаешь что, а то может ты не знаешь, там арабы ходят с кинжалами.

Мишаня. Да.

Маруся. Мишаня! Ты помни: тебе уже там в поликлинике пирке бесплатно не сделают. Плати двадцать рублей!

Мишаня. Да!

Маруся. Мишаня! У тебя же здесь сын похороненный от менингита лежит, могилку на кого…

Мишаня глянул на Марусю так, что она поняла: не надо было говорить про сына. Она села и стала смотреть на экран. По экрану ходили самые настоящие евреи, девушки были красивые и стройные, с автоматами.