В чем потерпела фиаско Гарбо, в том преуспеет Дитрих! Ей одной удастся спасти этого мужчину от «демона пьянства». В конце концов «алкоголизм — это не что иное, как постыдная слабость, алкоголизмом скорее пристало страдать представителям низших классов, которые позорно убивают время в вонючих барах». На нашей плите булькал куриный суп. Особая говядина, необходимая для эликсира моей матери, была доставлена в дом Гилберта; свою бульонную лабораторию она оборудовала у него в кухне. Впоследствии она рассказывала мне:
— Я прятала от него бутылки с помощью его целителя-филиппинца. Какое-то время это действовало. Но ему постоянно хотелось в постель! Ты меня знаешь… все, чего я хотела, — это готовить ему и быть «уютной», возня под одеялом мне не нужна. Но без нее он думал, что я его не люблю, так что мне приходилось заниматься этим. Но он был не так уж хорош. Те, кто производит впечатление хороших любовников, таковыми в жизни никогда не являются.
Я любила находить его записки, которые он запихивал в пустые термосы, в карманы ее теннисных рубашек или в коробки с мячами.
Ну как можно не поддаться обаянию человека, который богиню называл «Каравайчиком»? В первый раз, когда я это услышала, у меня дух перехватило, потом я увидела мерцанье горящих угольков и восхитилась его дерзостью. Он такой американец! Никакой европеец никогда не научится так смеяться. Американцы вышучивают друг друга самым вопиющим образом и тем не менее остаются любовниками или друзьями. Европейцы никогда не знают, чего не стоит принимать всерьез. Они нередко путают американский юмор с насмешкой и реагируют соответственно.
— Гилберт назвал меня «Каравайчиком»! — говорила она. — Но почему? Лицо у меня никогда не было круглым! Вот у Джоан Беннет действительно лунообразное лицо, а у меня нет. Я никогда не понимала Джона, когда он начинал «хохмить» Но я понимала, когда он называл меня «Любвеликой».