Моя мать Марлен Дитрих. Том 2

В свой тридцать девятый день рождения мать посетила гала-премьеру фильма «Унесенные ветром». Фильм имел шумный успех на первой премьере в Атланте, и публика уже знала, что ей предстоит увидеть шедевр. Я слышала трансляцию по радио — приветственные возгласы, когда появились Гейбл и Ломбард, охи и ахи, когда проходили нескончаемой вереницей великолепные звезды. То был парад королей и королев Америки! Хотите знать комментарий моей матери по поводу этой вехи в истории американского кино?

— В общем, я видела все! Лесли Говард с оранжевыми волосами. Она скинула с себя вечернее бархатное платье и переступила через него. Я принялась отмачивать липкую ленту, приподнимавшую грудь Дитрих. — Девушка, которая играет главную роль, ну та, что сильно влюблена в старого приятеля Ноэла, он и красив, и актер хороший, так вот она, эта девушка, очень хороша, но та, что играет святую… глазам своим не верю! И она золовка Брайана? Нет, он такого не заслуживает.

Потом Дитрих произносила много монологов по поводу «Унесенных ветром», но этот был первым.

В Англии ввели карточную систему. Гитлер планировал вторжение в Норвегию и Данию. Россия захватила Финляндию. А я мечтала о том дне, когда мне будет дозволено надеть черное платье. Я робко попросила об этом мать.

— Что? — возмутилась она. — Дети не носят черное!

Через несколько дней в нашу квартиру в переулке принесли элегантную коробку, на которой значилась моя фамилия. Я разрезала красивую ленту, приподняла крышку, вытащила слой шелковистой оберточной бумаги — и ахнула! Настоящее, ей-богу, настоящее черное платье! Как у взрослых! Такое и Дина Дурбин не отказалась бы надеть! Я примерила платье, и оно пришлось мне впору! С тех пор, как мне купили индейский костюм, я не чувствовала себя такой щеголихой! Впервые за всю мою жизнь у меня возникло ощущение, что я выгляжу потрясающе! Я показалась Носорожихе.

— Очень рада, что платье тебе понравилось. — Она улыбнулась. — Я немножко беспокоилась, что не угадаю твой стиль.

И только тогда я поняла, что Носорожиха и купила мне чудесное платье. Смущенная столь дорогим подарком, я выразила ей свою благодарность.

— Как вам удалось уговорить мою мать? — поинтересовалась я.

— Ну, уж если тебе так захотелось иметь черное платье, почему бы и нет? — Она засмеялась. — Ты в нем такая хорошенькая. Мы просто не скажем про него Мутти, ладно? Это будет наш секрет.

После истории с лимонадом еще ни один человек из окружения матери не скрывал от нее что-нибудь ради меня. Через неделю я получила первую в своей жизни пару нейлоновых чулок! За ними последовали туфли, черные двухдюймовые танкетки, я и мечтать о таких не могла! Через некоторое время у меня скопилось множество «тайных» сокровищ, и я ждала лишь «тайный» случай, чтобы щегольнуть в обновках. Я была ужасно наивна и не понимала, что за мной ухаживают.

Стоило мне заявить о желании стать актрисой, как щедро одарившая меня Носорожиха, казалось, поставившая себе целью ублажать меня всем, чего бы ни пожелало мое маленькое сердце, дипломатично сообщила об этом матери. Та вызвала одного из своих «мальчиков» и договорилась с ним об уроках по актерскому мастерству, чтобы Ребенок был «счастлив» Каждый вечер я являлась в бунгало Дитрих, и никчемный актеришка с сильным немецким акцентом обучал меня дикции, «искусству озвучивания Шекспира». С самодовольством, доводившим меня до бешенства, он произносил монологи Джульетты, подражая Уэбер и Филдс, Дитрих приступила к съемкам второго фильма с Пастернаком. Она пригласила своего любимого модельера Ирен. Они считали себя очень изобретательными и веселились от души. Белый смокинг из «Белокурой Венеры» они переделали в парадный китель офицера флота, пеньюар с отделкой из белого птичьего пуха из фильма «Красная императрица» — в еще более вульгарную, но столь же эффектную модель.

Та же команда, что написала для Дитрих хит «Посмотрим, что получится у парней из задней комнаты» в фильме «Дестри», в фильме «Семь грешников» не проявила себя с таким блеском, но песня «Мой парень служит на флоте» имела почти такой же успех. Дитрих всегда хотелось, чтобы ее спел Ноэл Коуард, но он не согласился — не потому что это была не его песня, а, главным образом, потому, что он не совсем утратил вкус, этот гомик.

Дитрих упивалась возродившейся славой, и, все еще «влюбленная» в одного «ковбоя», строила глазки другому, кривлялась на площадке, кричала работникам из съемочной группы на американский лад «детка», жевала резиновые пончики, пила кофе из электрического кофейника в буфете без всяких ехидных замечаний по этому поводу. Она подружилась с Бродериком Кроуфордом, очаровала прелестную Анну Ли, отчаянно флиртовала с новым главным героем — приносила ему бульон в термосе, осыпала подарками, но ничего не добилась!