Моя мать смеется

Я спросила сестру, можно ли С. приехать. Она сказала, момент неподходящий. Я понимала и не понимала. В конце концов, что это меняло. С. сидела одна в Нью-Йорке и ждала меня. Она была одна, никого не знала. Что она будет делать? На свадьбе было столько народу. Ее бы никто не заметил. Или заметили бы все. Разве она настолько другая. Сестра сказала, она не разговаривала со мной в Венеции. А со мной разговаривала, сказал ее муж. Сестра сказала, М. могла бы приехать. Когда она это сказала, я еще раз подумала о М. Вспомнила о нашей близости. Обо всем, что между нами было. Я не помнила, почему всё вдруг прекратилось. С С. такой близости не было, разве что в фейсбуке и немного после. Чуть-чуть после, но всё равно не такой. Это было нормально, они были разные, и С. была так молода. Значит, и близость была разная. Я не могу этого отрицать. Итак, другая была близость. Потом что-то постепенно исчезло. Пришло что-то другое. Потом всё закончилось. К счастью, С. не могла читать мои мысли издалека. Я сказала себе, на этот раз ее здесь нет. К счастью.

Сестра сказала, Л. тоже могла бы приехать, потому что она член семьи.

Но не С. Я сказала, понимаю, затем разозлилась на себя за это, но я понимала сестру. Сестра хотела, чтобы всё прошло хорошо. И все, кого пригласили, были частью этого, но не С.

После я попыталась немного потанцевать, чтобы быть как все. Я обычно всегда так делала на свадьбах, когда была молодая и когда был жив отец.

Сестра сказала мужчинам, мальчикам, что меня надо посадить на стул, который несколько раз поднимали и опускали.

Потом я вернулась к матери. Глаза у нее были пустые. Платье висело с одной стороны из-за сломанного плеча.

Думаю, что у нее даже не было сил порадоваться свадьбе, а бабушка должна радоваться. О чем она думала? Вероятно, о том, что у нее болело. Время от времени она заламывала руки. Я не могла на это смотреть.

Раньше она так любила танцевать на свадьбах и не только на свадьбах, во время отпуска в Италии или где-то еще, и она хорошо танцевала.

В Нью-Йорке С. написала несколько писем, в частности, нашей квартирной хозяйке, молодой женщине. Позднее мы встретились с ней и с ее матерью, очень элегантной женщиной в шляпе. С. написала, что в квартире есть кое-какие проблемы и что она только что видела мышь в коридоре, ведущем в гостиную. Совсем маленькая мышка, но всё же мышка, а она не привыкла к мышам и думала, что едва ли когда-нибудь к ним привыкнет; если потребуется, привыкнет, но надеется, что больше их не увидит.

Она знала, что мыши могут размножаться, но тогда, даже если потребуется привыкнуть, она привыкать не собирается. В детстве она читала книгу о Гарлеме, где на бедняков нападали крысы, и сказала себе, что если мыши появились, то, возможно, когда-нибудь появятся и крысы. Она видела, как мышь выскочила из дыры около батареи, и ей удалось заткнуть эту дыру. Но были и другие дыры, а она не могла всю свою жизнь затыкать дыры.

Она также написала, что стиральная машинка плохо работала: когда она останавливается, в барабане остается вода, а это ненормально.

Но чем С. еще занималась в Нью-Йорке в полном одиночестве? Я позвонила ей, она сказала, кажется, у тебя всё очень плохо. В самом деле. Я не отдавала себе отчета. В сущности хорошо, что она не приехала, потому что на ужине перед свадьбой я смеялась с молоденьким мальчиком, который меня смешил. Только и всего.

Ей бы это не понравилось. Она бы сказала, что это флирт. Но для меня это был пустяк, мне просто хотелось посмеяться. Посмеяться посреди объявленной катастрофы. Посмеяться на вулкане. Все удивлялись, что я так много смеюсь, и удивлялись, что я в таком хорошем настроении. Однако С. сказала мне по телефону, кажется, у тебя всё очень плохо. Она издалека почувствовала, что скрывается за этим смехом. Но, к счастью, сам смех она не слышала, иначе она бы оскорбилась. Сейчас я говорю «оскорбилась», а тогда бы сказала «ревновала», ревновала по пустякам. Как будто у меня нет права немного посмеяться.

Было хорошее вино, хорошая еда и смешной молодой человек рядом со мной, и я смеялась, я его подначивала, и мы смеялись от души. Я уже давно так не смеялась. Настолько давно, что уже и не помню, что можно так смеяться.

В Нью-Йорке мне нужно быть осторожной, когда я смеюсь. Я еще иногда смеялась, но гораздо меньше обычного. И мне этого не хватало, я мрачнела и уходила звонить с улицы, чтобы успокоиться.

Там было плохо слышно из-за шума, но я смеялась, и мне было приятно.

Звонила своим друзьям в Париж, и было приятно.

Кто-то сказал сестре, я и не знал, что у тебя такая сестра, такая смешливая.

Ну да, сказала сестра, почему бы и нет.

Недолго я смеялась. Со следующего дня мне уже будет не до смеха.