Моя Мия. На осколках первой любви (СИ)

— Муж несколько раз находил в документах, рвал от злости. А я потом склеивала.

Что-то в моей душе отзывается на светлую грусть в голосе этой женщины и вдруг так непреодолимо хочется исправить то, что совершил её муж.

— Я могу перенести изображение на бумагу, — предлагаю неловко.

— Да? Правда?

— Конечно, — улыбаюсь, машу рукой и бегу в комнату, выделенную нам с Мироном.

Хватаю свой рюкзак, достаю из него блокнот и простые карандаши. Вернувшись на кухню, устраиваю снимок на столе поудобнее и кинув короткий взгляд на наблюдающего за мной Громова, усаживаюсь за работу.

— Я ведь за него выйти замуж хотела, — говорит хозяйка с тёплой улыбкой. — Даже свататься Саша ко мне приходил, — смеётся.

— А почему за другого вышли, если не секрет? — спрашиваю, немного отвлекаясь.

— Трудно сказать, — вздыхает. — Пошла на поводу у своих родителей. У Мишиной семьи дом был больше, огород десять соток, отдельная комната опять же…

Не знаю, что сказать, поэтому молча штрих за штрихом отрисовываю портрет.

Радуюсь, что появилась на свет именно в своё время и мои родители достаточно обеспечены для того, чтобы я не выбирала свою судьбу, отсчитывая квадратные метры, как эта замечательная женщина.

Нет, я ни в коем случае не обвиняю… Просто, сама так не хочу.

— А Саша вас легко отпустил?

— Переживал, конечно. Приходил, стучался… Потом уехал из нашей деревни. На Дальний Восток, в экспедицию, — замолкает. — Там погиб. Сорвался со скалы. Больше я его не видела.

Вздрагиваю и задеваю испуганным взглядом Мирона. Тот нахмуривается, поднимается со стула и идёт на меня.

Молча склоняется, изучая, что я успела перенести на бумагу.

— Здесь, — пальцем показывает. — Должны быть плавнее линии.

Галина Сергеевна продолжает.

— Вы не думаете, ребятки, мы с Мишей очень даже счастливо жили. Со временем я и его полюбила.

Громов приближается теперь сзади. Замираю, когда мою руку захватывает мужская ладонь, а распущенных по плечам волос касается колючая щека.

— А разве можно так? — спрашиваю Галину Сергеевну дрожащим голосом. — Разлюбить?!

Душа вибрирует и клокочет. Кажется, вот-вот сердце выпрыгнет.

Вот ведь он.

Мой. Первый. Самый любимый.

Как? Как можно разлюбить?!

— Любовь… — тянет она. — С Сашей было всё в новинку. Людям часто кажется — всё первое, самое лучшее… Первые шаги, первый учитель, первая зарплата…

Громов и вида не подаёт, обхватив мою руку, помогает смягчить овал лица. Вторую руку размещает на моём плече.

— А это не так? — сглатываю ком в горле. Тело за моей спиной прижимается ближе, ладонь тяжелеет.

— Может, и так. Только ведь чувства разные бывают. Сашу я всегда помнила и сейчас вот, — кивает на буфет. — Вспоминаю. А Миша… Стал моей семьёй, опорой, моим домом. Он был мне верен. Прекрасный, заботливый отец. Уважаемый человек в нашей деревне. До последнего слыл лучшим среди электриков.

— То есть можно второй раз полюбить и быть счастливой? — уточняю.

Мирон захватывает мою руку посильнее, украдкой наблюдаю, как скулы на его лице сжимаются.

— Ай, — пищу. — Больно, Мир.

— Прости, — морщится он и наконец-то отлепляется.

Облегчённо вздыхаю и потираю пылающую щёку.

— Конечно, можно, девочка, — отвечает женщина. — Всё ведь от тебя зависит. Главное, открываться новым чувствам и довериться другому человеку. Любви на земле так много. Она во всём. Вокруг нас и, главное, в нас самих…

— Спасибо, — кинув равнодушный взгляд на Мирона, пододвигаю к ней то, что у нас получилось. — Вы меня очень вдохновили своим рассказом.

— Мирош, подай очки, — просит она, указывая на буфет. — Так, ребятки, посмотрим…

Разглядев портрет, улыбается и вздыхает. Без надрыва и без драмы. Просто… сентиментально, что ли. Как по доброму старому другу.

— Красиво вышло. Спасибо вам большое, — счастливо качает головой.

— У вас баня функционирует? — спрашивает Мир, глядя в окно на территорию за домом.

— Конечно, у нас здесь помыться больше негде.

— Ой, класс, — хлопаю в ладоши, разминая шею. — А можно нам…

— Надо только воды из колодца натаскать. С соседней улицы.

— Сделаем, — гремит Мирон резковато.

Молча накидывает на футболку свою куртку, отстранённо кивает и выходит за дверь.

Глава 27. Разгорячённая Мия

Остаток дня пытаюсь как следует утрамбовать в голове разговор с Галиной Сергеевной, умудрённым опытом человеком и взрослой женщиной, прожившей счастливую жизнь.

Ничего нового, к слову.

То же самое, о чём мне всегда твердил отец. Мама же раздражительно качала головой, но при мне никогда не спорила.

А папа повторял: «Первая любовь — это несерьёзно. Порой до чего только не доводит, особенно молоденьких девиц». Он вообще с самого нашего детства не очень любил, когда я говорила о Мироне или кто-то шутил по поводу нашей крепкой дружбы.

Всё время было ощущение, что отец как бы мимо ушей пропускает. Будто что-то неважное и… нелепое?..

Словно мои чувства — пыль придорожная. Прибьёт дождичком и ладно.

— Что делаешь? — хмурится Мирон, заходя в «нашу» комнату.

— Фотографии пересматриваю.