Моя Мия. На осколках первой любви (СИ)

Не знаю, сколько времени мы так сидим, но внутри вдруг становится спокойнее.

Или нет…

Весь колоссальный спектр эмоций просто перетекает в другую ёмкость. Под названием «Мирон Громов — мой. Ну наконец-то».

Тёплые руки медленно бродят по спине под пуховиком, а сухие губы то и дело касаются виска.

Хочется ещё больше… Чувствовать его, вбирать, проникнуть под кожу и там остаться.

— Из всех твоих подруг пучеглазая всегда казалась мне самой адекватной, — говорит Мирон тихо, когда я совсем утихомириваюсь. Хотя бы внешне.

— Мне тоже…

— Шантажировать, хмм…

Оба задумчиво пялимся в окно. Трасса, несмотря на непогоду и выходные, расчищена. Даже гололёда нет. Зато снег не прекращается, так и валит с неба. Правда, редкий и мелкий. Колючий. Падает на стёкла, словно отгораживая нас от всего мира.

Эта белая шторка и то, как мне вдруг становится тепло, так воодушевляет, что я окончательно залипаю.

— Может, — предполагает Мирон, поглаживая обнажённую кожу на пояснице. — Ей Демидов нравится?

— Ну нет, — мотаю головой. — Она в другого влюблена. Тайно.

Усмехаюсь про себя.

Даже зная, кем именно оказалась главная злодейка, не могу её предать и выболтать всё Громову. Рассказать, как моя подруга влюбилась в его однокурсника — Ивана Соболева и вот уже несколько месяцев это от всех, кроме меня, скрывает.

Потому что, если обмануть доверие, пусть и того, кто тебя предал — сам становишься не лучше.

Я привыкла судить о себе по собственным поступкам и ни в коем случае их не оправдывать чужими промахами.

— Мия…

— Чего? — выхожу из своих мыслей.

Веду пальчиками по широкому плечу. Это движение закручивает спираль внизу живота и заставляет поёрзать.

Не верится.

Вот он, реальный. Мой.

Хочешь трогай. Хочешь… Как подумаю, жар в лицо…

— Надеюсь… — Мирон хмурится, когда пальцы через кадык на шее добираются до линии подбородка. — Пффф… она влюблена не в меня?..

— Что? — уставляюсь на него удивлённо тут же убирая руку.

— Валеева не в меня влюблена?!

Вопреки серьёзности ситуации уголки моих губ предательски летят наверх.

— Громов, мой ты хороший, — зажмуриваюсь и смеюсь, обвивая его шею. — Когда-нибудь тебя порвёт от собственного величия, и ты лопнешь.

— Что здесь смешного? — проговаривает он зло, перемещая свои ладони на мои ягодицы. Вспоминаю, что я, вообще-то, без трусов. Буквально, как Ладка… Чёрт… — Я всего лишь пытаюсь помочь тебе и уловить мотив шантажистки.

— А как это связано? — удивляюсь.

— Все преступления совершаются либо из любви, либо из эгоизма. А ты говорила, что любишь… хмм… меня, — сжимает ягодицы, выбивая из моего рта стон.

Между ног становится влажно и жарко.

Такое со мной впервые, между прочим.

— Так это когда было, — намеренно легкомысленно отвечаю, стараясь дышать сдержаннее. — Нашёл что вспомнить, — хихикаю.

— Блядь, — рычит Мир, резко подкидывая меня в воздухе и усаживая поудобнее.

Съезжает с кресла и расставляет пошире ноги. Так, что я теперь практически лежу сверху, как на матрасе.

Округляю глаза, чувствуя, как твердеет его пах. Облизываюсь и с изумлением смотрю на него.

— А кого любишь? — выдыхает Мирон на ухо, пробираясь ладонью под кудри. — А, Карамелина?

Разминает шею.

Воздух в салоне становится густым. Вокруг словно искры летают.

Мне хочется поиграть, поэтому я пожимаю плечами.

Мирон проникает пальцами в волосы и легонько оттягивает их назад. Не больно, но весьма возбуждающе.

Из-под опущенных ресниц внимательно следит за выражением моего лица. Зрачки его не подвижны, скулы чуть покраснели, ноздри раздуваются.

— Демидова? — спрашивает он яростным шёпотом.

Перевожу взгляд на ярко-красные, резко очерченные губы.

Внутри так много эмоций, что с ума схожу.

Злость на Тайку, чувство вины перед Лёвой… Всепоглощающее желание поцеловать Громова…

Последнее побеждает…

Тянусь к его рту, но Мир мотает головой и повторяет:

— Демидова любишь?

Так тихо.

Словно боится услышать ответ.

Словно такой ответ вообще возможен, чёрт возьми?..

Полюбить другого — это как на соседней планете высадиться… Нереально! Но ему знать об этом необязательно. Слишком больно мне было в салоне этой же машины совсем недавно…

— А ты? — спрашиваю задиристо. — Милованову любишь?

В прозрачных глазах пламя.

Вдруг полностью сканирую его эмоции. Тоже страшно становится…

А что если да?.. Её любит?..

А я?

Временное помутнение? Снова начнёт рассказывать, что любит, как себя… Это лестно, конечно.

Но мне так не надо.

Второй раз не выдержу.

Я хочу, чтобы меня любил по-настоящему. Как женщину. Чтобы восхищался и хотел… как сейчас.

— Карамелина… — проговаривает Мирон.

— Молчи, — мотаю головой.

Вся аура вдруг спадает.

Жух и всё. Нет ничего. Резко отшатываюсь.

— Я хочу объяснить…

— Молчи, Мир. Не надо, — закрываю его рот рукой. — Я… — озираюсь. — Пойду выйду. Не ходи за мной. Я ей позвоню.

— Может, не стоит пока? — хрипит он, наблюдая, как я перекидываю ногу и усаживаюсь на своё кресло, а затем застёгиваю пуховик и натягиваю шапку.

— Я сама знаю, — зыркаю на него немного сердито.

Пытаясь не смотреть, как он поправляет штаны, выбираюсь из «БМВ» и глотаю холодные снежинки.

Круго́м лес, снег и дорога. Жутковато.