Моя Мия. На осколках первой любви (СИ)

— О нас… — пробую на вкус его слова и взрываюсь. — Нет никаких нас, Громов.

— Есть, конечно.

— Нет…

Сверкнув прозрачными глазами, Мирон снова смотрит на дорогу. Несколько раз его плечи поднимаются, словно он хочет что-то сказать, но не решается.

Гордо задрав подбородок, отворачиваюсь к окну.

— «О нас» у меня будет с парнем, который полюбит меня безусловно, — как бы между прочим сообщаю.

— Так не бывает, Сахарок, — ласково отвечает.

Вспыхиваю от прозвучавшего вслух прозвища. При свете дня от воспоминаний заливаюсь краской и молюсь, чтобы он не посмотрел в мою сторону.

— Бывает, — возражаю.

— Нет… Это всё херня из интернета, Мия. Никто. Никого. Не любит. Безусловно.

— Пф-ф… — вздыхаю тяжело, разглядывая ровные ряды елей за окном.

— Когда знаешь эту биологическую истину — жить становится проще. И не нужно искать то, чего нет.

— Но… почему? — поворачиваюсь, вонзаясь взглядом в задумчивое лицо. — Вот взять родителей. Они ведь любят детёнышей безусловно?

— Ничего подобного. Каждый родитель видит в ребёнке себя любимого и радуется своему бессмертию. Так называемый закон Сансары. Слышала песню Басты?! «Нас просто меняют местами».

— Слышала, конечно.

— То же самое в отношениях. Все ценят комфорт. Секс. — Многозначительно посматривает. — Выгоду. Можно сколько угодно брать, всё, что даёт тебе человек и радоваться тому, что он любит тебя «безусловно», но настанет такой момент, когда он скажет тебе, что задолбался. Потому что любовь всегда упирается в условия…

— Условия в любви? — усмехаюсь. — Ты смеёшься надо мной, Громов?

— Нет, я вполне серьёзно.

— И какие условия в твоей «любви» с Ладой?

Мирон поджимает губы, ладони отчётливее стискивают руль.

Ему не хочется говорить о своей девушке. Эта мысль смертельно колется прямо в сердце.

Даже после всего, что произошло ночью…

Покачав головой, Мир гнетуще вздыхает и ровным голосом произносит:

— Мы не будем обсуждать с тобой Ладу. Я сам с этим разберусь, но говорить о ней, тем более в плохом свете, мы не будем.

— Больно надо, — огрызаюсь.

— Эй… Не обижайся.

Бросаю в него «демисезонный» взгляд и снова отворачиваюсь.

— Очень жаль, что ты не веришь в любовь, Мир, — разочарованно проговариваю.

Он смеется, расслабляется.

— Глупенькая моя, блин. Да кто такое сказал?

Оборачиваюсь и хитро уставляюсь на него.

— Как кто? Ты, конечно. Только что.

Мирон склоняется, чтобы захватить мою руку. Сжимает её так, что тело будто ото сна оживает. Всё происходящее кажется как минимум шуткой…

— Я ведь это говорю в первую очередь для тебя самой.

— Для меня?

— Конечно.

— Ничего не понимаю.

Изучаю, насколько красиво смотрятся наши пальцы, когда сплетены воедино. Немного смелею и тоже поглаживаю его кожу большим пальцем.

— Я, конечно, верю в любовь, Карамелина. Ты ведь знаешь моих родителей? Они в браке больше двадцати лет. Дядя Глеб, твои, Долинские… Как можно не верить, имея столько пар перед глазами?

— Но…

— Давай приведу пример.

— Давай, — мотаю головой.

Любуюсь его идеальным профилем. Пухлыми губами, которые, подумать только, целовали меня ночью. Не как «братана», чтобы научиться. А как желанную девушку.

Я это чувствовала. Он всю ночь прижимался ко мне по-новому… Будто кто-то повернул внутри Мирона вентиль под названием «Мия Алиева, вообще-то, красивая девушка».

— Вот Руслан с Элиной, — Мирон посматривает на меня.

— Что?

— Как твой отец проявляет чувства?

— Заботится о маме, — закатываю глаза, задумавшись. — Всегда рядом, поддерживает. С ней он мягче, чем с другими. Меньше злится…

— Всё так, — соглашается Мир. — А Элина как проявляет?

Хм… Размышлять об этом интересно!

— Порой мне кажется, что ей просто нравится его любить, — пожимаю плечами и, отвернувшись к окну, добавляю. — Мне кажется, этим мы с мамой очень похожи.

— Но ведь она тоже заботится о Руслане.

— Да, конечно.

— А любила бы она твоего отца, если бы он был грубым, не поддерживал, не заботился?

— Мне сложно это представить.

— Конечно, я понимаю, — кивает Мирон. — Но это как раз то, что я хочу до тебя донести. Любовь, без сомнения, важна… — скользнув коротким взглядом по моим губам, замолкает. — Но она играет роль приправы.

— Приправы?

— Да. Без приправы вкусного блюда не выйдет. Точно также, если в тарелке будет одна приправа, разве оно будет вкусным?

— Нет, конечно.

Мирон пожимает плечами.

— А я о чём?

— Откуда… — нахмуриваю брови. — Такие мысли вообще?!

— Влияние отца и дяди Глеба, — улыбается он. — Они любят поразгонять на рыбалке. Но это действительно всё так.

— Ясно.

Заворачивая к небольшому двухэтажному зданию, спрашивает:

— Не обижаешься больше?

— Спроси у своей девушки, Громов, — поджимаю губы и, дождавшись остановки, быстро выскальзываю из автомобиля.

Гордо обхожу капот, скрипя снегом под ногами. Грею руки в карманах. На голове шапка Мирона. Сидит уже как влитая.

Парадный вход — большая стеклянная дверь ожидаемо оказывается закрытой.

— Пойдем посмотрим, может здесь есть запасной вход?

— Да нет здесь никого.

— Машины стоят, — кивает на стоянку. — Вдруг на производстве кто есть.