Моя мишень

Шея, плечи, ключицы, красивая грудь, податливое распаленное тело. С некоторыми женщинами потрахаешься и через минуту забываешь, а эту — никак, а от одной перспективы потряхивает.

Натягиваю презерватив, пытаюсь осторожно войти в нее, может, надо настоять, но мне все еще не по себе из-за обморока, и я медлю, растягиваю, делая еще хуже. Опять же, еще пьяный, боюсь пропустить знаки и специально торможу себя. Она только больше зажимается.

— Больно? — спрашиваю. — Говори как есть.

— Немного. Подожди, я сейчас. Только не обижайся и не уходи! Все получится.

«Подожди» — легко ей сказать. Мой самоконтроль не просто дал трещину, он труха под ногами. Я стягиваю презерватив, встаю на пол, Рита садится на кровати. Я обхватываю ее голову и направляю к себе.

— Расслабься, — говорю. — Не думай ни о чем.

— Я хочу тебя хоть как. Трахни меня в рот.

— Тогда бери. Глубже. Сколько только можешь.

Ждать в этот раз, пока она будет настраиваться, у меня не получается, поэтому я пользуюсь щедрым предложением и трахаю ее сам. Не глубоко, успеется. Насколько она может принять. Ее рука сжимает ствол у основания, уже по инерции помогает. Мои движения ускоряются. Много слюны, много звуков и удовольствия, я крепко держу ее затылок, стискиваю волосы. Мое сердце разрывается вместе с оргазмом, когда я кончаю в ее рот, и она с удовольствием принимает меня, напоследок облизывая головку. Оргазм яркий, опустошающий, я думаю только о том, что хочу делать это снова и снова — кончать в нее. По-разному. Это то удовольствие, ради которого стоит возвращаться домой. Бешеная пульсация по всему телу и какое-то очень правильное ощущение. Чистое, что ли. По сильному обоюдному желанию потому что, с примесью чувств.

Все-таки я действительно еще живой, вполне себе — человек. Раз так сильно меня любят — наверное, кто-то сверху прощает грехи. Много их уже накопилось, под целую сотню.

Глава 32

Рита

Просыпаюсь я около девяти утра с небольшой головной болью и насморком. Алексей в шортах и темно-бордовой толстовке заканчивает тренировку на свежем воздухе, я допиваю свой стакан воды натощак и машинально считаю его бурпи из окна. Прыжок, отжимание, новый прыжок. В его исполнении упражнение выглядит совсем простым, солдат отскакивает от земли будто мячик. Пружина. Он поздновато вышел из дома, полагаю, из-за похмелья.

Накрапывает небольшой дождик, дышать свежо и приятно. Хорошее утро после прекрасной ночи. Наблюдая за ним, я невольно вспоминаю все, что между нами случилось, и улыбаюсь.

— Привет, — говорит он мне, заходя в квартиру.

— Доброе утро, — отвечаю радостно. — Не целуй меня, я, кажется, заболеваю.

— Ага, как скажешь, — отвечает он и тут же, проходя мимо, обхватывает рукой мой затылок и притягивает к себе. Вырваться нереально. Он целует — быстро, но с наслаждением, на языке вкус мяты.

— Я же попросила только что!

— Ага, — отвечает, закрывая дверь ванной перед моим носом.

Можно подумать, он настолько крут, что не боится инфекций, типа они сами боятся его. Ругаюсь на Лешу, но ему нет дела до моих искренних возмущений: то и дело зажимает меня и смеется потом. Дурак! Сейчас больной поедет в свою командировку, что хорошего?

Завтрак растягивается на несколько часов, а когда я, наконец, пью кофе на кухне и параллельно смотрю музыкальный клип на планшете, Алексей вдруг подходит и ставит на стол коробочку. Заглядываю внутрь — не торт и не подарок. Бинты, ватные диски, перекись.

— Перевязку осилишь?

— Я?

— А кто? Не переться же мне в травмпункт ради пары швов, — показывает пальцем на бровь.

За ночь отек вокруг глаза немного спал, но зато сам белок налился красным и все вместе выглядит жутковато. Будто прицел встроен в голову моего снайпера, героя-Терминатора.

— Нет, я, наверное, не смогу.

— Придется самому.

Он берет аптечку и направляется в ванную, а мне, после недавних сумасшедших ласк, признаний и просто волнующего восторга от того, что мы вместе, нестерпимо хочется стать значительной частью его жизни. Даже той неприятной и опасной ее стороны, где он попадает в неприятности.

— Ладно, подожди. Я попробую, — облизываю ставшие сухими губы. — Я ведь не доучилась, ты помнишь?

— Вот и посмотрим, осталась ли в тебе тяга к врачеванию.

Он возвращается и плюхается на стул, принимая удобную позу, широко раскинув ноги. Я хорошенько мою руки, затем подхожу ближе, оказываюсь аккурат между его ног. Наглые руки, конечно, тут же укладываются на мою задницу, пока я морально настраиваюсь причинить ему боль, отодрав повязку.

— Смелее, — подбадривает меня.

Руки откуда-то сами помнят, что делать. Смачиваю прилипший бинт, осторожно убираю его. Очищаю рану, проверяю, все ли в порядке, — заживает хорошо, но рассечение глубокое, вероятно, останется шрам, хорошо, что зашили. Кожа вокруг темно-темно синяя. Накладываю новую повязку.

— Вы такая серьезная, девушка, — говорит он нейтральным голосом, словно обращается к постороннему человеку. Сам улыбается уголком губ. — Жить буду?