Моя (не) родная

Тот пролетел несколько метров и шмякнулся в траву. Проводив машину взглядом, я крепко выругался. Один раз моя жизнь уже полетела хрен знает куда из-за сводной сестрицы. Теперь что?! Вдалеке загромыхало, резкий порыв ветра хлестнул меня по лицу.

Нужно было срочно что-то сделать с бьющимися в башке мыслями и накатывающей волнами яростью.

Недолго думая, я вошёл в гараж. В полумраке призывно блестел надраенными стёклами грёбаный седан. Дурацкая игрушка для прилизанных педиков.

– Сука! – схватив первое, что попалось под руку, запустил сраную тачку.

По гаражу прокатился металлический лязг. Разъебашить всё это к чёртовой матери, и дело с концом!

С рыком я подлетел к дальней стене и сорвал чехол. Смёл со стеллажа остатки проволоки вместе с парой ключей.

– Где ты? – на бетон посыпалась мелочёвка. Проклятье!

Металлическая коробка нашлась в самом углу. Открыв, вытряхнул ключ и отшвырнул в сторону. Ударил по подставке.

– Да, – ладонью по рулю.

Чёрный «харлей» заурчал, стоило только дать ему команду. Звук отозвался внутри меня. Гром снаружи вторил ему угрозой.

– Не мой, говоришь, – процедил я, отшвырнув чехол подальше. – Не мой?!

Стискивая зубы, заставил «харлей» заурчать громче. Секунда, и он вырвался на свободу.

Ветер трепал мои волосы. Небо впереди темнело бурей. Перед глазами мелькало лицо Агнии, её рыжие локоны, спадающие на плечи, ладони с длинными тонкими пальцами и кулон в ложбинке ключиц. Как две капли воды. Как две капли воды, чтоб её!

Семь лет назад я решил, что раз не догнал её, так тому и быть. Не хватило каких-то говённых пары минут, чтобы развернуть её и увезти к себе. Прижать к стене, трахнуть, сипя, что хрен она улетит, хрен я позволю ей сделать это. Её самолёт набирал скорость, нёсся по взлётно-посадочной полосе, а я сидел в машине и как балбес втирал себе – всё правильно. Всё правильно, блядь!

Нихрена оно не было правильно, мать его! Нихрена!!!

– Сука! – снова выругался я и прибавил скорость.

В ушах стоял рёв, сквозь который в сознание прорывались обрывки фраз, сказанных и не сказанных в прошлом. Но самым чётким был голос мальчишки: «Кто ты»?

Кто я?! Зигзаг молнии разрезал черноту впереди, затрещало так, что на несколько секунд перестал быть слышен рёв мотора.

Первые тяжёлые капли упали на лицо. Не прошло и минуты, как дождь превратился в ливень.

– Теперь всё будет по-другому, – прорычал я, рассекая лужу.

Брызги из-под колёс летели в стороны, вода стекала и по лицу. Всё, что я различал, – клокочущее гневом небо с яркими угрожающими всполохами. Но это было ничем по сравнению с творящимся у меня внутри.

Какого дьявола я не полетел за ней?! Какого дьявола не взял за шкирку и не показал, где её место?! Семь чёртовых лет…

Мотоцикл повело. Дорога была мокрая и грязная. Очередная лужа взметнулась холодными брызгами.

– Блядь! – выкрикнул я, пытаясь вывернуться.

Нихрена! Меня накренило, небо превратилось во вспышку, перевернулось. Дьявол!

У меня есть сын. Сыграть в ящик сейчас…

Чёрт! Лязг железа, чернота, треск над головой.

Агния

– Это неинтересная сказка, – Мирон на четвереньках прополз ко мне по матрасу и плюхнулся рядом. – Она скучная. И вообще, не хочу сказки.

– Да? – закрыв книгу, я отложила её в сторону. – А чего ты хочешь?

Сын задумался. Весь день я провела, пытаясь организовать доставку мебели. Как на зло, начавшийся около полудня дождь не то чтобы не унимался, но затихал лишь ненадолго, а потом начинал хлестать с ещё большей силой. Из-за непогоды машины стояли в пробках, доставка задерживалась, менеджеры приносили извинения и отговаривались фразами вроде «Мы постараемся сделать всё возможное, но…».

– Я хочу, – Мирон сделал вид, что держит руль мотоцикла, – р-р-р-р-р… – и изобразил рёв мотора. – Как мы с Ливи катались на машинках, только на настоящих. И на мотоцикле хочу, – он насупился. – Мам, почему мотоцикл стоит внизу? Разве он должен там стоять?

– Не должен. Но так получилось.

Ответ Мирона не удовлетворил. Он продолжал хмуриться. Сердце сжалось – так он был похож сейчас на своего отца. Молча, он слез с матраса, взял из рюкзака брелок в форме гоночной машинки и вернулся. И этим он тоже до невозможного напоминал Данила – порой я не могла понять, о чём он думает. Как сейчас. Только что сын был открыт передо мной, а теперь оставалось только гадать, что творится у него в мыслях.

– Мне нравится эта квартира, – вдруг сказал он, подняв на меня взгляд. – Тут круто. Как на заводе.

– А наша квартира в Америке?

Он немного подумал и мотнул головой.

– Тут лучше.

– Ты не хочешь обратно?

Он опять задумался. Судя по тому, что молчание затянулось, глубоко. Я подумала, что сын забылся, но он отрицательно мотнул головой. Поднял голову. И вот опять. Опять этот взгляд карих глаз и решительность на грани вызова.

– А как же друзья? Сэм, Эшли? Ты не будешь по ним скучать?

Напоминая ему о доме, я была не права и понимала это. За шесть с лишним лет жизни Мирон ни разу не был в России. Вся его жизнь осталась в Штатах, и больше всего я боялась, что переезд отразится на нём болезненно. Но вместо того, чтобы пригорюниться, сын категорично ответил: