Моя Нирвана (СИ)

Я занимаю свое место у иллюминатора в эконом-классе. Пристегиваю ремень и смотрю, как специальная машина поливает крылья самолета. Салон постепенно полностью заполняется пассажирами, рядом со мной садится почтенная дама в летах, и стюардессы приступают к рассказу о правилах безопасности на борту.

Я тянусь к своему рюкзаку под впереди стоящим креслом, достаю оттуда наушники, телефон и Лизин подарок. В плеере начинает играть музыка, самолет разгоняется, и я с учащенным сердцебиением снимаю синюю подарочную бумагу.

Это ее дневник. Тот самый, который я прочитал однажды лет в 14. Она писала в нем, что мечтает, чтобы папа был вместе с ее мамой.

Я застываю на несколько секунд, держа в руках толстую тетрадь в твердом переплете. Тогда, когда я читал ее, она была исписана примерно на четверть. Сейчас же в ней нет пустых страниц.

Сглотнув ком в горле, я открываю дневник и сразу вижу обращение ко мне, приклеенное к первой странице:

«Миша, я знаю, что в детстве ты читал мой дневник. Ты тогда бросил его на кровати, хотя я, уходя из своей комнаты, оставила его в ящике стола. Кроме тебя, больше никто не мог его трогать. Но то было очень давно, когда я писала сюда свои детские переживания о родителях. Потом мои мысли кардинально изменились.

Потому что их занял ты.

Здесь 320 страниц, из которых 200 — о тебе.

Я хочу, чтобы ты прочитал их».

Не дыша, я открываю 120 страницу, пронумерованную Лизиной рукой, и вижу дату шестилетней давности. Мне тогда было 20 лет, а ей 16.

«Дорогой дневник!

Сегодня я узнала, что папа и Кристина усыновили Мишу. Я не могла поверить, когда нашла в папином сейфе свидетельство о его усыновлении. Это был синий лист с российским гербом. Я перечитывала его снова и снова и не могла поверить, что это правда. А потом я услышала за окном рев мотоцикла. С таким хамством и неуважением к прохожим может ездить только Миша. Я быстро убрала свидетельство в сейф, закрыла его и заторопилась на выход из квартиры, но распахнулась дверь и зашел ОН. Не один, а с какой-то рыжеволосой красоткой. И… Я заплакала у него на глазах.

Ненавижу себя за эту слабость. Я ведь давно поклялась, сама себе, что Миша никогда не увидит, как я плачу! Я выбежала в подъезд, а он помчался за мной. Догнал меня на лестнице, прижал к стене и вдруг стал спрашивать, кто меня обидел. А я смотрела на него и поверить не могла, что он и правда никакой мне не брат. И глядя на Мишу, я поняла, что он не знает правду. Папа и Кристина всю жизнь скрывают ее от него.

Это до сих пор не укладывается в голове. И чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю, что и я никогда не смогу рассказать Мише правду, как бы он меня ни обижал и что бы он мне ни говорил. Ведь это так сильно его ранит! Он так любит папу и Кристину, и Иру с Лешей. Меня только не любит, но это мне уже кажется сущей ерундой. Вся наша с ним война теперь мне кажется такой не важной по сравнению с тем, что я сегодня узнала.