Моя охота за бабочками

«Каммаз

Табарутаир

Девушки и юноши, девчушки и мальчуганы с любопытством допытываются друг у друга: «Поймал табаро?» — «Поймал двадцать. А ты?» — «Я пятьдесят. А сколько у тебя?» — «Сто... бежим скорей к табарутаиру».

«Табаро» и «табарутаир»!.. Впервые слышу эти два слова. Что это — люди, животные? Терпение, сейчас тайна откроется! Я иду следом за веселой толпой, я шлепаю вместе с ними по грязи, вместе с ними взбираюсь по лестнице отеля, и вот наконец передо мной сам табарутаир.

— Вы, в сущности, кто?

— Натуралист, сударыня, и восхищен очаровательным прозвищем, которым меня наделило живое воображение горцев.

— Ну, а «табаро»?

— Это жуки, предназначенные для коллекций, а коллекции — услада ученых и любителей.

Наша беседа, уснащенная звучными латинскими терминами, от которых я избавлю своих читателей, продолжается.

Кучка табаро растет на столе, су и серебряные монеты переходят в руки юных ловцов, и они удаляются, сияющие, с улыбкой на губах и с честно заработанными деньгами в кармане.

А я, я остаюсь, чтобы полюбоваться жуками, которые засыпают вечным сном в тесных уютных картонных ящичках: черные, как эбеновое дерево, отливающие желтым, лазурью, пурпуром и изумрудом, они являют целую гамму радужных и бархатистых оттенков вроде тех, что вспыхивают в ласковых глазах девушки.

Долго ли еще продолжится этот «сбор», заполняющий леса смехом и песнями?

Ловцы неутомимы: напрасно вереск и дрок молят о пощаде, напрасно подснежник пугливо закрывает свою безупречно белую чашечку, — тяжелые сабо и грубые башмаки с подковками безжалостно топчут их, почва разрыта, мох вырван, табаро взяты в плен и обменены на звонкую монету.

Уже забыт золотой жук Эдгара По! Он побежден жуком Монтань Нуар!

Да здравствует табаро! Да здравствует табарутаир!»

Путешествие в Африку

Мой патрон решил послать меня за жуками в Алжир. Я прибыл в Оран как раз в то время года, которое благоприятствует ловле редких жуков — златок кровавых, самцы которых красные, а самки — черные. В зарослях тамарикса близ Орана уже было найдено несколько штук таких златок, и мой коллекционер настаивал, чтобы я их ему добыл. Он дал мне оранский адрес одного энтомолога, который первым обнаружил этих насекомых.

Энтомолог служил на почте. Он был предупрежден омоем визите и встретил меня очень радушно:

— Завтра мы с детьми проводим вас в форт Арзев, так как именно здесь мы можем рассчитывать найти несколько красных златок.

На следующий день, явившись к нему домой, я был поражен, увидев своего почтового чиновника в полном снаряжении Тартарена, собравшегося на львиную охоту: классический колониальный костюм цвета хаки, белый шлем (в Алжире вообще не носят пробковых шлемов), пояс наподобие патронташа, с массой склянок и пробирок, рюкзак за спиной и, уж конечно, два сачка на перевязи: один обыкновенный, для ловли бабочек, а другой — для так называемого «кошения». Этим сачком из плотной ткани натуралист быстро проводит по траве, словно косит им (отсюда и название), и в сачок попадает множество мелких насекомых, обитающих на цветах и в траве.

Примерно такое же снаряжение было и у меня, но я хранил его в сумке.

Пожалуй, забавнее всего было то, что дети представляли собой точную копию отца: те же костюмы, те же шлемы, те же сачки, но все это, конечно, в миниатюре.