Моя охота за бабочками

Рыбу добили, ударив ее несколько раз железной палкой. Цветом и формой тела она напоминала наших губанов, но достигала таких огромных размеров, что мы, то есть семнадцать человек экипажа, наелись до отвала, сварив на обед одну лишь голову.

Кроме гиганта губана, мы увезли с собой великое множество крупных розовых креветок. Зная, что мой отец большой до них охотник, капитан Морню послал ему целую корзину.

***

Вернувшись в Кайенну, я снова засел за свои секретарские обязанности. Но в скором времени дирекция Управления каторжных работ была переведена в Сен-Лоран-дю-Марони. Пришлось и мне расстаться с насиженным местом и переселиться в Сен-Лоран. Моему отцу потребовался многочисленный персонал. Я стал помогать ему чертить планы и вскоре пристрастился к архитектуре.

Весной 1899 года Я поймал моих первых Менелаев.

Десятки раз, сопровождая отца в его служебных поездках, я видел, как порхали высоко над нами эти очаровательные бабочки. К моему огорчению, они не желали спускаться ниже. Я выходил из себя, а отец от души забавлялся:

— А ты носи в кармане соль и попытайся насыпать им на хвост щепотку-другую.

В один прекрасный день мне удалось отомстить невинным созданиям, дразнившим меня в течение долгих месяцев. На сей раз я вернулся обладателем двадцати семи великолепных экземпляров. Бросив сумку на стол, я спросил отца:

— Угадай, сколько я поймал Морфо! — и, не дав ему времени ответить, вытащил своих волшебниц.

— Как же тебе удалось?

— Взял мешок соли и кинул им на хвост не щепотку, а целую горсть!

Потом рассказал уже всерьез, как на самом деле все это случилось. Устав после трех часов охоты, я присел на поваленный ствол дерева на берегу реки и вдруг увидел голубую Морфо, летавшую почти над самой землей; я успел разглядеть, что она помята и, очевидно, умирает. Я поймал ее без труда, и, хотя бабочка была очень потерта, я буквально дрожал от радости, что наконец-то у меня есть первый экземпляр. Я вертел свою добычу и так и эдак, забавляясь игрою света на ее крылышках, как вдруг перед глазами у меня мелькнула голубая молния; это оказалась вторая бабочка, здоровая, которая, заметив, как ее подружка блещет на солнце, спустилась к ней. Но ее ожидала беда, ибо я быстро накрыл ее сачком. Это было истинным откровением. Двадцать шесть раз я повторил свой маневр, и каждый раз ловил великолепную голубую бабочку, становившуюся жертвой своего любопытства.

Таким образом, я открыл новый способ ловли бабочек, который впоследствии очень помог энтомологам.

***

Но я не довольствовался тем, что ловил сам. Мне хотелось, чтобы мне помогали, и вскоре после нашего переезда в Сен-Лоран-дю-Марони я попросил индейцев из племени Сарамака, которые иногда приходили к нам продавать дичь, ловить для меня бабочек. И что же? В один прекрасный день вместо бабочек они принесли мне молоденького муравьеда. Хотя я и был крайне удивлен, но все же купил его.

Индейцы убили мать, и малышу было дней десять от роду. На мой вопрос, чем он питается, охотники ответили: «Муравьи, муравьи»... Но малыш отказывался от муравьев. Я был в отчаянии, не зная, что делать: мой муравьед непременно погибнет!

Меня выручил случай. На птичьем дворе, куда я поместил малыша, зарезали цыпленка. На камне осталась лужица крови; я случайно находился здесь и с удивлением увидел, что муравьед бросился к лужице и начал жадно слизывать кровь. С тех пор я каждый день получал на бойне кровь животных. Единственно, что меня пугало, — это обжорство моего воспитанника; мне приходилось принимать самые строгие меры предосторожности, чтобы он не объелся. Он до того напивался, что падал замертво. Только после долгих поисков я установил наконец правильный рацион.

Повзрослев, он стал отдавать предпочтение муравьям. Каждый день я отводил его к ближайшему муравейнику и с удовольствием наблюдал, как он лакомится. Высунув длинный язык, он погружал его в муравейник. Муравьи облепляли язык со всех сторон, и зверек проглатывал их. Так он проделывал раз тридцать—сорок.

Муравьед относился к людям очень приветливо и особенно полюбил меня. Стоило мне только его кликнуть, как он бежал ко мне со всех ног и начинал ласкаться. Помню, особенно любил он класть мне на плечи свои лапы, и я никогда не боялся, что он причинит мне боль. А ведь я знал, что достаточно муравьеду пустить в ход свои огромные когти, и он может меня разорвать. Муравьеды обладают такой силой, что, даже попав в лапы ягуару, при последнем издыхании запускают когти в брюхо врага, который тоже гибнет. В лесах иногда находят скелеты ягуара и муравьеда, сцепившихся в предсмертном объятии.

Мой муравьед не переносил собак. Раз он серьезно ранил одного пса. Когда ко мне приходили знакомые с собакой, я заранее запирал его.

В добром согласии он жил с курами, кошками и Жозефом. Ах да, я забыл представить вам Жозефа. Так звался молодой журавль, которого я купил у тех же самых индейцев и который тоже прижился у нас на птичьем дворе. Кормить журавля было куда проще, чем муравьеда: он требовал маленьких рыбок, которых я без труда для него ловил.