Но волновалась я напрасно. Общая атмосфера праздника подкинула дров в тот костер, который я разжигала все эти дни. Шарики-гирлянды повсюду, сцена не такая уж обшарпанная, а вполне сносные театральные подмостки, родители горделиво достали редкие видеокамеры, а нам есть, что им показать.
Да и Большая Любовь моих шестнадцати лет влился в образ превосходно. Для него откуда-то приволокли тряпки, от буйства красок которых рыдал бы в истерике любой стилист. На него повесили столько бус, что новогодняя елка осыпалась бы от зависти. Его раскрасили в какой-то немыслимый боевой камуфляж, и он здорово смахивал на луизианскую бордель-маман. Но главное, при всех этих радиоактивных составляющих, даже из окна соседнего здания можно было разглядеть, что это парень, а не очень решительная женщина.
Перед нами выступала другая группа… с медленной философской балладой. Правда, на этот раз они пытались рассказать миру не об утерянном смысле жизни, а о внутреннем разочаровании войны. Наверно. Они перемазались белой краской, нацепили боевые шлемы, зачем-то закутались в простыни с подозрительными алыми пятнами. Мучнистые зомби в касках — о да, это тема для школьного концерта.
На моих глазах разворачивалось то, чего нам чудом удалось избежать. Монотонная песня длилась целую вечность, убаюкивая зрительный зал. Подростки с суровыми и печальными лицами наматывали круги вокруг лавочки, установленной на сцене. Под властью высокой температуры я не могла найти в их выступлении символизм, хотя он наверняка был.
И вот после этого горестного уныния на сцену хлынула наша группа. Зал, прикорнувший под мелодию скорби, оживился. На видеокамерах загорелись красные огоньки, стыдливо потухшие на середине предыдущего номера. Остро чувствовалась нехватка попкорна на этом концерте.
У моей лихорадки был только один плюс: она безжалостно прошлась огнетушителем по моим разбушевавшимся в первой любви гормонам, заставив взглянуть на происходящее совсем другими глазами. И знаете что? Это было хорошо. Смех, как я уже сказала, работает всегда, он мгновенно объединяет и не требует большого жизненного опыта. В конце концов, даже младенцы умеют беззубо улыбаться маме, это нам на уровне инстинктов понятно.
Теперь зал хохотал и этим подпитывал актеров, которым и самим уже было в кайф то, что они делают. А сохрани мы идею с глубокомысленной балладой — выступали бы под дружный храп. Но пуля прошла мимо, не задев нас. В этот момент я видела Единственного и Неповторимого не как портрет в рамочке-сердечке, а просто как талантливого парня. Так что не в гормонах на самом-то деле подвох, есть нечто большее, что привлекает в любом возрасте.
Мы не только отыграли сценку с успехом, мы еще и победили — все это школьное действо возвели в ранг конкурса. Результатом нашего хаотичного шоу о проблемах семейных отношений в малых населенных пунктах стал пестрый диплом, заполненный учительским почерком — и в учительскую же комнату перекочевавший.
Нам он был не особо и нужен. Тут главным стало чувство того, что мы все сделали по максимуму.
По сюжету голливудского фильма, после такого фурора должен был наступить предсказуемый хеппи-энд. Мы встречаемся на праздновании успеха. Я уже не пухлый грызун, а преобразившаяся дева в белом платье, да еще и с безупречным макияжем. Я красиво спускаюсь с лестницы, окруженная золотым сиянием. Наши взгляды встречаются. Он теряет дар речи, понимая, что не нужна ему, здоровому шестнадцатилетнему парню, толпа фанаток, а нужна только я. С неба падают лепестки сакуры. Где-то в уголке, смахивая слезы умиления, поет Брайан Адамс.
Но голливудского момента у меня не было. Я не только не преобразилась, из-за болезни я теперь напоминала бурундука, зараженного чумкой. Меня шатало от усталости, я чувствовала себя настолько опустошенной, что даже если бы принц, отмывшийся от губной помады, признался мне в любви и позвал в дальние дали, в ответ он получил бы лишь «Ага, о'кей, давай завтра». Так что на празднование успешного шоу, в которое неожиданно превратился мой план по реконструкции личной жизни, я даже не попала.
Внезапно вспыхнувшая лихорадка не отпускала две недели. То есть, обнимаясь с плюшевым мишкой и порой поливая подушку слезами, я пропустила тот срок, когда обсуждение концерта еще было актуально. Когда я вернулась на поле боя, это была новость вчерашнего дня, ненужная и неинтересная. Подростки быстро переключаются с одного события на другое.
Что любопытно, причину болезни так и не установили. Будь я чуть поэтичней, я, надев берет с перьями для театрального эффекта, заявила бы, что это перегорала во мне та самая первая любовь. Но я, как мы уже выяснили, больше мистик, пусть и без фанатизма. Последующие годы показали, что так себя в моем случае проявляет эмоциональное выгорание.
После всего, через что я прошла, обидно было просто забыть. Поэтому, пользуясь моментом, я сама напомнила Большой Любви о фееричной истории с переодеванием. Он благосклонно кивнул:
— Да, хорошо получилось. Ты молодец.