Моя первая любовь

Конечно, я так думала не всегда. Сначала все было так, как оно обычно бывает. Влюбленный мальчик ухаживал за девочкой, которая ему нравилась: приходил в гости, провожал домой, носил портфель, водил в кино, рассказывал что-то увлекательное, смотрел с обожанием и молчал о своих чувствах. Девочка ему очень нравилась. А девочке нравилось нравиться. Она не выбирала. Выбрали ее, а она с этим выбором согласилась, не задумываясь о том, что это в корне неправильно. Да и откуда ей это знать? Ей было всего тринадцать. Ребенок, настольной книгой которого были «Два капитана». И любовь Сани Григорьева и Кати Татариновой была такой настоящей, такой честной, что мечталось непременно о такой же: единственной и на всю жизнь. Хотя вряд ли кто-то из романтичных барышень мечтает о другом. Наверное, ни одна не собирается менять десятки кавалеров, лить о каждом слезы, переживать разочарования и грустить о неоправданных надеждах. Конечно, далеко не все мысленно собираются замуж после первого свидания, но это называется просто не строить далекоидущих планов. Однако никто и не записывает в свой ежедневник: с Колей встречаюсь до десяти тридцати двадцать пятого февраля, а потом ухожу в свободное плавание на поиски новой гавани. Найду — простою в ней до следующей осени, и снова в путь. Возможно, такие девушки где-то есть. Но я с ними пока незнакома. Во всяком случае, в юном возрасте отъявленного максимализма тебе нужен абсолютный максимум во всем, а в любви особенно.

Борис оказывал знаки внимания, а меня распирало от гордости: я только в восьмом классе, а у меня уже есть поклонник. Если честно, поклонники были и раньше. Один — особо настойчивый, во всем положительный, обходительный, жутко умный и сверх меры занудный, будущий медик, даже звонил каждый день и ездил в гости в мое Беляево с Преображенки. Жил далеко, за два года редких встреч решился один раз дернуть за косичку, в чувствах не признавался, но обстоятельно докладывал о способах размножения червей — в общем, не имел шансов. Одноклассник Боря был проще, понятнее, ближе и — что тогда было совсем немаловажно — намного симпатичнее внешне. Высокий, зеленоглазый, светловолосый, хулиганистый, он вел разговоры за жизнь, собирал кассеты с записями Высоцкого и болел за сборную Италии по футболу, как мой папа. Все. Карты сошлись.

Когда видишь объект своего вожделения каждый день и рассчитываешь на взаимность, долго молчать не станешь. Борис продержался пару месяцев, а потом решился. И я сразу же должна была сказать, нравится ли он мне. Мне нравилось его внимание, нравилось проводить с ним время, мечтать об истории, похожей на описанную Кавериным. А Борис… Борис любил говорить о том, что своих целей необходимо добиваться во что бы то ни стало. И чем это не «Бороться и искать, найти и не сдаваться»? Я сдалась.

— Нравишься, — пролепетала я неуверенно, даже не думая о том, что это вполне невинное и в общем вытребованное у меня слово приведет к четырем годам какого-то наваждения, к любовной лихорадке, которой я заболела и не желала поправляться вопреки здравому смыслу.