Моя первая жизнь, или Все имена и фамилии изменены

Конечно, пятьдесят ему не отжаться, и после двадцати он просто лежит, и поднимаются у него одни плечи. Но сегодня ему везёт, сержант не придирается, а мог бы и ногой заставлять живот от пола поднимать.

Наконец «отжимальщик» встаёт: «Товарищ сержант, ваше приказание выполнено!»

–Всё на сегодня. Всем спать.– Приказывает Чудаков.

Постепенно становится тихо. Слышно только, как кто-то похрапывает. Но вот возвращаются Бочкарёв и Кочетков. Они смотрели в ленинской комнате фильм по Польской программе. Разница во времени с Поляками -1 час раньше. У нас отбой в 23 часа. У них ещё все гуляют. Плюс там ближе к «Загнивающему капиталистическому Западу». Кино показывают «допоздна». А у нас в Союзе в 24 часа гимн проиграет и телевизор выключается. Серый экран шипит.

–Думаешь каптёр не врёт? – слышится речь Кочеткова. – В «самовол» то он ходил, может и не врёт. Она, говорят, с мужем всё ругается, – отвечает сам себе он.

–Да. Вроде на самом деле ходил, – поддерживает Бочкарёв. – Иришка – девка «шесть шаров!»

Вот это – Да! А здесь, оказывается, интересные вещи творятся, – думаю я. А «шесть шаров» – это выражение такое. Значит очень хорошо, класс. Но сон берёт своё. Хотя всё ещё болит рука. Это я на своих проводах в армию решил похвастаться, как буду на турнике упражнения делать. А выпито уже было не мало – вот и сорвался на землю. Локоть зашиб. Теперь отжиматься приходиться практически на одной руке, но подтягиваюсь всё равно 12 раз, на отлично. Подъём переворотом делаю легко. Я руку на кровати свешиваю так, чтобы локоть на углу лежал. Больно, но терпимо.

Мне врач на медосмотре посоветовал: « Пройдёт только через боль, но если хочешь, можем тебя перевести в другие войска, в стройбат». В стойбате служили парни с проблемами в милиции или со здоровьем. Работали там в основном, а не служили. Многие, как мне говорили, автомат за 2 года службы только на присяге и видели. Через месяц службы, где то, медицинская комиссия была. Сортировали нас, кто не тянет – в другие места и вообще в другие войска отправляли. Вот один врач внимательно у меня осматривал мою руку. Думал, может я закосить захотел. Но я уже видел себя героем пограничником, поэтому отказался.

–Тогда терпи, долго будет болеть. – Сказал врач с черными глазами и носом с горбинкой. Я вспомнил что, кто- то говорил, что лучшие врачи – евреи. И букву «Р» не выговаривает. Вот этот, наверное, из них, знает, что говорит.

–А потом то, пройдёт?– поинтересовался я.

–Потом не заметишь как, пройдёт. – Ответил врач.

Точно не заметишь, вот и сейчас я, вроде засыпаааюююю.

Воспоминания.

Вот уже больше месяца, как я на службе. Не заметил, как стал военным, выполняю разные команды дурацкие. Как будто, так и всегда было. «Есть!» «Так точно!» «Никак нет!» «Разрешите». Скажешь «Можно»– тебе сразу «Можно Машку под забором», и «упор лёжа принять» и «50 раз отжался».

Перед армией запугивали нас, что вот с дедами придется драться. А если «слабинку» дашь, то «зачморят» совсем. С восемнадцати лет в солдаты забривают. А я техникум заканчивал, поэтому отсрочку получил. Пошёл служить, когда до девятнадцати лет меньше месяца оставалось.

****

Как было здорово! Учеба закончилась, направили по распределению на моторный завод. Про этот завод можно много говорить. В лучшие времена здесь работало 40000 человек. В три смены трудились. Безостановочное производство. В литейных цехах печи не тушили, чтобы не сорвать производственный процесс. Отливали корпуса двигателей и другие части для них же. Специфический запах стоял на много километров вокруг. В конце концов, на этом «монстре» собирали двигатели для грузовиков разных моделей, от обыкновенных КАМАЗов и МАЗов до карьерных самосвалов. По кооперации двигатели отправляли в Белоруссию и в Татарстан. Там их ставили на автомобили. На этом заводе я ещё в техникуме на практике успел поработать несколько раз. И вот теперь распределили меня сюда опять. А некоторых наших девчонок хотели отправить в другие города работать. Я с отличием закончил «технарь», поэтому в родном городе остался. Вообще то, парни всё равно в Армию уходили, а через два года уже можно самому выбирать свой дальнейший путь. Девкам хуже, им три года по распределению отработать надо. Что было: и слёзы и истерики. Но насколько я знаю, всё утряслось хорошо. Все остались в родном городе. Предки связи подключили, справки разные раздобыли.

Хотя специальность позволяла стать небольшим начальником – мастером, или в отдел технолога устроиться, куда большинство наших девчонок пошло, нас с Волковым Саней устроили на станки поработать, куда не шли работать обычные люди. Расценки маленькие на этих операциях.

– Да вам всё равно в Армию идти, помогите производству, – попросило начальство.

– А мы, тогда пораньше уволимся, чтобы время осталось погулять до службы.