Моя пятнадцатая сказка

Оглянулась. Хозяин этих сокровищ еще что-то записывал. Нет, отвлекся, сдернул с волос резинку, державшую их «хвостом» на затылке. Сердито так сдернул, резко, как надоедливую вещь. И его длинные волосы по его плечам и спине рассыпались длинными ровными прямыми черными прядями. И даже по одеялу. Он сам сейчас напоминал аристократа с древних картинок. Еще бы те кимоно одел поверх серой рубашки и синих джинс! Ему бы то, с глициниями, очень бы подошло. Вот прям хоть картину с него рисуй!

То кимоно… кимоно с вышитыми глициниями… соцветиями с множеством мелких изящных цветов… роскошные соцветия… тонкая ручная работа… будто светло-сиреневое издалека…

О, да… мне еще вдруг страстно захотелось их примерить. Хотя бы верхнее, будто сиреневое издалека и при слабом освещении.

Хозяин был хорош не меньше. Еще и сидел по-старинному. Он сам будто сошел с картины с его изумительными завораживающими длинными и густыми волосами.

И вдруг он ко мне повернулся, будто почувствовав, что его разглядываю.

Проследив за моим взглядом, полным тоски, Синдзиро правильно подумал о моих мыслях и моем большом желании.

— Ладно, можешь прикоснуться к ним, — вдруг сказал молодой мужчина, — Иди сюда.

И я кинулась к нему, уже отложившему книгу и ручку — ручку он предусмотрительно закрыл, чтобы чернилами старые одеяния не запачкать. Я кинулась к нему, потом на бегу плохо притормозила и споткнулась о край одеяла. Но я пыталась удержать равновесие, повернулась, чтобы сойти на твердое татами рядом, потянула одеяло к себе слишком сильно…

И мы упали оба. Я и поднявшийся как раз Синдзиро, державший в руках сиреневое кимоно. То есть кимоно с глициниями.

Я упала ногами на татами, а всем остальным на одеяло. Синдзиро упал сверху — но он успел упереться в одеяло и в татами под ним руками, так что не упал прямо на меня, а завис надо мной. Его длинные волосы соскользнули по бокам от его лица, по его плечам, отрезая его лицо и мое от окружающего мира. И, судя по шороху и сиреневым пятнам в щелках между его волос, кимоно с глициниями упало на него.

Я замерла, смотря на него широко раскрытыми глазами. И сердце мое опять неровно забилось. Как и тогда, когда он подарил мне пирожок-рыбку, когда я плакала. Потом уже, работая у него, я вроде привыкла к его присутствию. И сердце как-то иначе билось, реже, когда мы только случайно встречались с ним взглядами. Но сейчас… это сердце… будто оно убежать хотело отсюда! Будто убежать хотело из моего тела! Но… я сама… я убегать отсюда почему-то не хотела.

— Совсем ничего не боишься, глупый звереныш? — проворчал молодой мужчина, продолжая нависать надо мной.

А он… очень красивый! Очень…

— Нельзя лезть к мужчинам, — добавил Синдзиро сердито, — Тем более, мелким девчонкам. Тем более, внезапно или когда они пьяные.

— Ты печень мою съешь? — я вдруг вспомнила угрозу отца.

— Или что-нибудь похуже сделаю, — кривая усмешка и пронзительный взгляд черных как ночной мрак глаз.

— А что… похуже?.. — недоуменно моргнула я.

— Поцелую. Или дальше, — он сердито сощурился.

Недоуменно уточнила:

— Что дальше?

— Все, — ответил он многозначительно.

— Слипнемся?

Он расхохотался, продолжая удерживаться на вытянутых руках, чтобы не свалиться на меня, более худую и хрупкую, чем он.

— Ну, взрослые как-то так… слипаются… — робко объяснила я, — Я точно не знаю. Они целуются, а потом… дальше…

Синдзиро вдруг согнул руки — и его лицо оказалось почти вплотную к моему, а его черные глаза — около моих. Хотя он все еще не упал на меня.

— Совсем ничего не боишься? — повторил молодой мужчина мрачно.

Уверенно сказала:

— Тебя — не боюсь.

— А почему? — заинтересованно уточнил он, продолжая быть все так же близко-близко от меня.

И сердце мое от этого забилось еще как-то более странно, неровно. Хотя и без того… Просто его глаза… его взгляд… И мы впервые были так близко друг от друга. Нет, не впервые: он же меня от Кикуко еще спасал!

Он… меня спасал. Как могла я его бояться?.. Мне было наплевать, что все его считали красивым. Но я не могла забыть, что он угостил меня тем пирожком, когда увидел бредущую и плачущую на улице. И никогда не забуду, что он меня спас в ту страшную ночь.

Твердо ответила:

— Я тебя совсем не боюсь.

Синдзиро опять отдалился, выпрямив руки — волосы его нежно скользнули по моим щекам — и грустно сказал:

— Ты просто не знаешь, какой я.

Улыбнулась ему и призналась:

— Мне хватит того, что я о тебе знаю.

— Дети такие доверчивые! — проворчал он, — Молодость, как и детство, такая глупая штука!

— Ты сам молодой, — фыркнула я.

— Нет… — произнес молодой мужчина задумчиво, — Я уже не молод. Я достаточно пожил. Так… ты вылезешь уже из-под меня? Или тебе хочется, чтобы я тебя целовал и так дальше?.. Как ты там сказала?..

Я смутилась. И, кажется, щеки мои покраснели, когда вспомнила те книги. Мне почему-то не представлялось, как я и он… Ну, и так далее.

— Так ты уйдешь или нет?! — рявкнул он сверху.

Почему-то честно созналась:

— Я не хочу уходить от тебя.

Он вдруг упал на левый бок, на локоть. Охнул от боли. Но меня не зацепил.

Грустно сказала:

— Все-таки, ты добрый. Ты не хочешь причинять мне боль.