Моя плоть сладка

– Возможно, – согласилась она равнодушно. Я дал ей прикурить и затем она продолжала: – Меня не очень интересует убийство мадемуазель Мартель. Но я не думаю, что вы догадались бы, что убийца – это женщина.

– Почему?

– Убийца взяла нечто, что висело на золотой цепочке. – Мари резко взглянула на меня. – Это вам ясно?

– Мы решили, что это был серебряный ключ.

– Наши мнения совпадают, и я счастлива, что имею ту же точку зрения, что и великий Бенколин. Хорошо! Ну, так зачем же, дорогой мой, убийце понадобился ключ, если не для того, чтобы войти в клуб? Как вы сами попали сюда?

Одолжил ключ у члена клуба.

– Да, вы одолжили у мужчины. Ну, а что делал бы убийца, будучи мужчиной, с ключом мадемуазель Мартель, которая была женщиной? Я начинаю думать, что Бенколин глуп. Убийцей должна быть женщина. Женщина, похожая на маленькую мадемуазель Мартель.

– Тогда, может быть, вы сумеете объяснить, зачем убийце понадобилось пройти в клуб? – улыбнулся я.

– Боюсь, что это слишком сложно для меня.

– А если бы я предъявил ключ мадемуазель Мартель, ваши стражники…

– Спросите у них, если хотите, – Сухо ответила она.

– Но вы можете сделать это.

– Послушайте, дорогой мой, меня не волнует, кто убил Мартель. Я бы и шага не сделала, чтобы помочь вам в этом деле, потому что здесь Галан не замешан. Так что вы сами должны рассказать мне об этом. Я хочу только его ареста. Вы поняли?

– Одно связано с другим.

– Вот как?

– Он соучастник обоих убийств, не так ли? Он и эта Прево. А она готова явиться в полицию.

Мари кивнула.

– Хорошо. Подходит. Так каков план действий?

– Вначале мне надо выбраться отсюда. Вы поможете?

Она пожала плечами.

– Иногда, мой друг, приходится делать и не такие вещи. Они закончат осмотр всего здания, а потом… – Мари провела ладонью поперек горла. – Я, конечно, могу сама проводить вас. Но Галан позаботится и обо мне. Это, правда, будет не так просто…

Я увидел, как она прищурилась, и покачал головой.

– Нет, Галан будет предупрежден. Он не сможет начать борьбу, но будет надеяться удрать от полиции.

– Милый ребенок! Я вас еще больше люблю. Почему бы вам тогда не выйти через главный вход? Я пойду с вами. Вы сможете пройти как мой любовник.

– Очень приятно играть даже такую роль, – пошутил я, но она не обратила на это внимания.

– Это будет опасно, а если вас схватят…

Меня вновь охватило, волнение.

– Поверьте, мадемуазель, – честно признался я, – сегодня я наслушался угроз больше, чем за последние шесть лет. Приключение закончится славой… У вас есть выпить?

– Хорошо, вы оставите здесь ваши пальто и шляпу. Я принесу другие. Повязку вам придется снять, а шляпу натянуть на пластырь. Не думаю, что рана начнет кровоточить. Рубашку тоже придется сменить. У вас есть маска?..

– Я потерял ее где-то. Во дворе, кажется…

Я дам вам маску, которая скроет ваше лицо. И еще. Они охраняют двери и, наверное, будут спрашивать у всех ключи. Ваш номер они, видимо, знают. Я приготовлю другой ключ. Подождите здесь, пока я все осмотрю. Коньяк стоит на столе.

Она торопливо вышла, но на этот раз дверь не заперла. Я встал. Боль стиснула всю голову, но я все-таки доковылял до стола. Там стоял «наполеон» 1811 года. Я выпил немного и почувствовал, как по телу разливается тепло. Мне стало лучше. Я выпил еще. Потом осмотрел себя в зеркало. Боже! Рубашка в крови, на голове повязка, одежда порвана. Я попытался улыбнуться.

Наконец вернулась Мари Огюстен. Она принесла большую черную шляпу и длинное пальто. Должно быть, взяла их у какого-нибудь гостя. Когда я переоделся, мы надели маски.

– А если нам пройти к внутренней двери? – спросила Мари.

– Тогда мы попадем в ваш музей. Это лучше. Мне надо взглянуть на нож. И потом там есть телефон. Дайте мне ваш пистолет.

Она молча протянула его мне. Я не мог не любоваться ею.

– Я пойду в черной маске, – сказала Мари, – поскольку у меня никогда не было любовника. – Глаза ее блеснули из-под маски. Потом она погасила свет.

Когда мы подошли к двери, она сначала выглянула, затем кивнула мне, и я выскользнул следом за ней в коридор. В руке я держал ключ, который, по ее словам, принадлежал члену клуба, недавно уехавшему в Америку. Шум оркестра стал слышнее…

В конце темного коридора я увидел проход в холл. Снова доносились смех, разговор, звон посуды, звуки музыки. Черные, зеленые, алые маски, отражения фигур в зеркалах. Пары Двигались, держась за руки.

Я взглянул на Мари Огюстен, которая взяла меня под руку. Она тоже казалась призраком.

Нас остановила фигура в белой маске. Рука в кармане. Другая белая маска стояла в стороне и смотрела в нашу сторону. Теперь оркестр играл где-то совсем рядом.

Я почувствовал, как Мари Огюстен сжимает мне руку. Ее волнение успокоило меня, и мы медленно прошли через холл. Мне казалось, что белые маски подозрительно смотрят нам вслед. А что если они выстрелят нам в спину из бесшумного пистолета? При таком шуме хлопок никто не услышит.

Я старался двигаться неторопливо. Сердце мое бешено колотилось в груди, голова разламывалась. Может быть, пуля менее болезненна, чем удар ножа?