Моя последняя ложь

Десяток девочек стоит у мольбертов – их специально перенесли на лужайку за Особняком. Девочки взяли палитры и нервно созерцают белые холсты, перебирают кисти. Я тоже волнуюсь, и не только из-за утреннего инцидента. Ученицы надеются на меня, ждут совета. Это страшновато, я не знаю, как с таким справляться. Марк был прав.

Я рада, что на урок пришли обитательницы «Кизила». Даже Кристал тут – со скетчбуком и угольными карандашами. Я смотрю на них и набираюсь уверенности.

– Сегодня мы будем писать то, что видим, – объявляю я. – Посмотрите на озеро и изобразите его в своей манере. Используйте любые краски и техники. Это не школа, оценок ставить я не буду. Порадуйте себя.

Девочки начинают писать, а я хожу вокруг и проверяю, как идут дела. Процесс написания картин успокаивает меня. Работы некоторых – например, Саши с ее безупречными линиями – даже подают надежды. Полотна других не столь оптимистичны: Миранда, например, кладет широкие и дерзкие синие мазки. Но, во всяком случае, все эти девочки что-то пишут – в то время как я не занималась этим уже полгода.

Я дохожу до Кристал и вижу, что она набросала девушку-супергероя в обтягивающем костюме и плаще. Она стоит около мольберта. У нее мое лицо. А вот мускулистое тело явно принадлежит не мне.

– Назову ее Моне, – говорит Кристал. – Днем она пишет картины, а ночью борется с преступниками.

– Какая у нее суперспособность?

– Я пока не решила.

– Ну, придумаешь что-нибудь.

Занятие заканчивается, когда в столовой звонят к обеду. Девчонки кладут кисти и убегают.

Я остаюсь одна и собираю для начала холсты. Отношу их в здание ремесел и искусств по две штуки, чтобы не смазать непросохшую краску. Потом возвращаюсь за мольбертами и вижу, что их уже складывает тот самый рабочий. Он прибивал черепицу на крыше, когда я приехала, а теперь вышел из сарая на краю лужайки. Дверь до сих пор открыта. Внутри виднеются газонокосилка, пила и цепи на стене.

– Я решил, что вам нужна помощь.

У него хриплый голос и акцент штата Мэн.

– Спасибо. – Я протягиваю руку. – Я Эмма, кстати.

Он не жмет мою ладонь, а просто кивает:

– Знаю.

Он не рассказывает, откуда. Нужды нет. Он был тут пятнадцать лет назад. Ему все ясно.

– Вы же тут работали, да? Я узнала вас, когда приехала.

Он складывает очередной мольберт и бросает его вместе с другими.

– Ага.

– А что вы делали, пока лагерь был закрыт?

– Я не работаю в лагере, я работаю на семью. Я все равно здесь, закрыт лагерь или открыт.

– Понятно.

Я не хочу показаться бесполезной, поэтому складываю последний мольберт и вручаю ему. Он кладет его в кучу и берет сразу все – по шесть в каждую руку. Впечатляет. Я бы унесла только пару штук.

– Помочь вам?

– Все в порядке.

Я уступаю ему дорогу и вижу, что трава слегка забрызгана краской. Белый, лазурный и багровый, напоминающий кровь. Рабочий видит пятна и качает головой:

– Устроили тут беспорядок.

– Такое бывает, когда пишешь картины. Видели бы вы мою студию!

Я улыбаюсь ему, надеясь, что он смягчится. Этого не случается, и я вынимаю из заднего кармана тряпку, чтобы протереть газон.

– Должно помочь.

На самом деле, краска просто размазывается широкими полосами.

Мужчина почти рычит:

– Миссис Харрис-Уайт не любит беспорядок.

Он уходит с легкостью, будто мольберты ровным счетом ничего не весят. Я остаюсь на месте и пытаюсь оттереть лужайку. У меня не получается, и тогда я выдергиваю испачканные травинки и подбрасываю их в воздух. Порыв ветра ловит их и уносит к озеру.

13

Перед обедом я захожу в здание искусств и ремесел, чтобы совершить набег на запасы Кейси. Среди тюбиков с клеем для дерева и цветных маркеров я не нахожу того, что мне нужно, поэтому иду к гончарной станции Пейдж. На одном из кругов остался крошечный кусочек незастывшей глины. Отлично.

– А почему ты не на обеде?

Я оборачиваюсь и вижу, что в дверном проеме стоит Минди. Руки у нее скрещены на груди, голова склонена набок. Она входит внутрь и неестественно улыбается. Притворное дружелюбие.

Я тоже улыбаюсь – и тоже притворяюсь:

– У меня осталась пара дел.

– Ты и керамикой занимаешься?

– Да нет, просто любовалась результатами твоей работы, просто невероятно, – говорю я, пряча кусочек глины в пальцах.

Мне не особенно хочется рассказывать Минди, для чего он мне понадобился. Она и так подозревает меня во всех смертных грехах.

Минди кивает в знак благодарности:

– Да, мы вложили много труда и много денег.

– Это видно.

Комплимент срабатывает. Напряженный оскал Минди сменяется человеческим выражением лица:

– Спасибо. Извини, что я такая подозрительная. Сейчас, когда лагерь заработал в полную силу, я тревожусь по любому поводу.

– Не волнуйся, я тебя прекрасно понимаю.

– Я хочу, чтобы все прошло идеально, – добавляет Минди. – Тебе и правда пора идти в столовую. Если девочки тебя не увидят, они решат, что можно пропускать обед. Мы же подаем им пример, Эмма.

Сначала мне делает замечание рабочий. Теперь – Минди. И звучит все это довольно угрожающе. Я не должна устраивать беспорядки. Я должна вести себя хорошо. В общем, не как в прошлый раз.

– Конечно, – говорю я. – Я прямо сейчас туда и пойду.

Это ложь. Но ложь оправданная.