И от этих мыслей мне делалось ужасно грустно. Хотя я и осознавала, что это неправильно. Я ведь сама отшила Вяземцева. Он — мой студент, а я — его преподавательницы. Но главным было даже не это. Я не верила, не могла ни на минуту поверить, что намерения у Вяземцева серьезные. А становиться очередной зарубкой на его трости плейбоя мне совершенно не улыбалось.
Я уже не в том возрасте, чтобы пережить такое спокойно и без напряга, сразу же заменив одного «придурка» на другого.
Я давно не подросток, который сегодня убивается по Ване, а завтра сходит с ума по Тимуру. Я — зрелая женщина. Да и кафедра, слегка взлабамученная заседанием, где Татьяна Матвеевна так упорно намекала на наши с Вяземцевым «горизонтальные отношения», нет-нет, да и вспоминала про слухи. Они словно волны на вроде бы тихом море — резко поднимались от порыва ветра и быстро стихали без очередной подпитки. Однако я отлично осознавала — стоит дать повод и эти редкие незначительные волнения обернутся штормом осуждения и недоверия к моим объяснениям.
Не знаю, чего я боялась сильнее. Того, что этот плейбой больше мной не интересуется, того, что он вдруг снова начнет меня добиваться или реакции коллег на все это.
Я запуталась окончательно и бесповоротно. Хорошо хоть работа, которой к сессии всегда прибавлялось, очень отвлекала от навязчивых мыслей.
Наши отношения с Иреком не продвигались. Как ни пыталась я заставить себя чувствовать рядом с этим мужчиной то же, что и с Шаукатом Вяземцевым, ничего из этого не выходило. Не подкашивались колени, волнение не охватывало с головы до ног, не выветривались связные мысли и сердце не частило. Я продолжала относиться к Иреку, как к хорошему другу. И не более.
Он оказался очень понимающим, терпеливым, добрым и вообще замечательным. Пару раз пытался поцеловать, но заметив, что я не особенно этому радуюсь, тут же отступал. За руки мы не держались, лишь иногда я брала Ирека под локоть. Он не пытался форсировать события, ни разу не упрекнул меня в излишней холодности. И от этого становилось только хуже.
Перед сном я время от времени размышляла над сложившейся ситуацией. Рефлексировала, можно сказать.
Боже! Что я делаю? Зачем?
Я ведь не люблю этого мужчину, и я продолжаю встречаться с ним. Отнимаю у него время, морочу ему голову! Но и сделать решительный шаг, отвергнуть Ирека окончательно, у меня, увы, не получалось.
Всякий раз, когда я хотя бы думала о том, чтобы позвать Ирека на разговор, слова прилипали к языку намертво.
После очередной лекции я напомнила студентам потока Вяземцева про рефераты, которые им предстояло сдать уже через неделю, за день до нашей консультации.
Я давала задания в течение семестра. Постепенно озвучивала темы, и студенты сами выбирали, какую им хочется взять для самостоятельной работы.
Поток счастливо рванул к дверям аудитории. Я собрала листочки с конспектами лекций, не глядя заторопилась на выход и… почти врезалась в Шауката.
Он остался в аудитории последним. Перегородил дверной проем мощной фигурой и смотрел на меня, не мигая. На минуту я смутилась, будто девочка. Ощутила, как краска заливает лицо и хочется спрятать глаза. Сердце замерло в груди и вдруг забилось с удвоенной силой. Но я заставила себя снова посмотреть на Вяземцева и строго спросила, хотя, кажется, голос чуть вздрагивал:
— Вы что-то хотели, Шаукат?
Он ответил не сразу. Какие-то секунды, а может и минуты, мы так и стояли. Вяземцев смотрел, гипнотизировал и совершенно сбивал с толку. И внезапно я поняла, что он тоже сильно волнуется. Грудь мужчины, я просто не могла назвать его парнем, вздымалась мехами, лицо раскраснелось. Шаукат чуть прикусил губу, открыл рот, явно собираясь что-то сказать, но сразу же закрыл. Я подумала, что еще немного — и очередных сплетен не миновать. От этой мысли сердце припустило еще быстрее. Я рванула в сторону, собираясь обогнуть Шауката и боясь, что он преградит мне дорогу.
Нет. Я почему-то хотела этого и одновременно страшилась.
Ведь если бы Вяземцев шагнул в мою сторону, мы просто налетели бы друг на друга. Столкнулись. Соприкоснулись телами. Как тогда, в подсобке. Мне даже стало жарко от этой мысли. И одновременно злость полоснула изнутри когтистой кошачьей лапой. Я вспомнила ту ярость, что закипала тогда в венах…
Ну если он попытается снова… Убью! Нет, правда убью! И суд меня оправдает! Уж точно не засадит из-за этого похотливого самца!
Все тогдашние эмоции вернулись с утроенной силой, с утроенной мощью.
Я заторопилась прочь, обогнула Вяземцева и почти вышла, когда в спину полетел вопрос:
— Алина Хаматовна, пожалуйста, напомните мне тему моего реферата!
Голос Шауката звучал хрипло, взволнованно. И это уже точно не было моей фантазией. Я снова ощутила то, что не должна была чувствовать. Затаенную радость от мысли, что мне ничего не пригрезилось. Что-то эдакое между нами происходило.