Моя прекрасная убийца [Сборник]

— Перестань! — сказала она и потерлась холодным носом о мою шею. Я закурил новую сигарету, и мы затягивались ею по очереди Вдруг от сильного толчка она выпала из моих рук Франциске на колени, и прежде чем я успел подхватить ее, прожгла дырку в халате.

— Акула! — простонала девушка.

— Нет, якорь, — возразил я.

Якорный канат был туго натянут. Видимо, он за что-то зацепился. Лодку медленно водило из стороны в сторону.

— Какая жалость! — сказал я. — Теперь мы не попадем к людоедам.

— А я так надеялась увидеть, каким ты будешь, когда тебя откормят!

Так шло время. Мы зубоскалили и дурачились, курили и целовались. Я прилагал все усилия, чтобы поддерживать беззаботные разговоры, так как серьезных вопросов боялся. Потом девушка уснула у меня на плече. Рука затекла, но я боялся пошевелиться, чтобы не разбудить Франциску.

Около трех часов на востоке забрезжил рассвет, и стало так холодно, что я отчетливо услышал, как Франциска, проснувшись, застучала зубами.

— Что же мне делать, Лео? — с трудом выговаривая слова, спросила она тихо, еще плотнее запахивая халат и крепче прижимаясь ко мне. — Что будет, если они так и не смогут раскрыть убийство Фреда?

— Давай будем ломать над этим голову, когда окажемся на суше, мое сокровище! — Я постарался не выдать неуверенности.

— Ты сказал «мое сокровище»?

— Гм, — удивился я сам. — Вроде сказал.

— Я — твое сокровище? — проворковала она.

— Притом самое большое, — ответил я. — Даже с гастрономической точки зрения. Если нас не найдут дней пять или шесть, я тебя просто съем. Да что там! Я уже сейчас прикидываю, в каком месте ты самая вкусная!

— Ты чудовище! — сказала она нежно.

Предпоследняя сигарета. Затем она начала снова:

— Нет, серьезно, Лео. Я не хочу в тюрьму. Как ты думаешь, меня отпустят, если я добровольно вернусь домой и скажу: «Вот она — я. У меня абсолютно чистая совесть! Клянусь, что не убивала этого человека».

— Перестань все время думать об этом, Франциска. Так можно сойти с ума!

Я представил, как она возвращается домой в Гамбург и заявляется в полицию. Представил, как она сидит в кабинете у следователя: «У вас была интимная связь с господином Ладике, не так ли? Он плохо обошелся с вами? Вы ждали от него ребенка? Где вы делали аборт? Вы отказываетесь давать показания? Мы должны это знать, чтобы проверить! Итак, у вас была ссора в субботу вечером? А как вы объясните пятна крови на рукаве вашего жакета?»

И снова, снова одни и те же вопросы — дважды, трижды, пять раз в день, а в перерывах — камера предварительного заключения, здоровенная равнодушная надзирательница: «Янсен, на допрос!» И бряцание ключей, и шаги за дверью, еда в алюминиевых мисках, звезды по ночам в зарешеченном окне, и опять следователь: «Об этом вы вчера говорили по-другому, фройляйн Янсен. Вы ненавидели Ладике? Да? Так. Ну, вот видите, после всего, что вы сказали, это добровольное признание в вашем положении… Нет? Увести!» Она просто не вынесет этого. Вероятно, на третьи или четвертые сутки нервы не выдержат, и она закричит: «Да, да, да — я убила его! Только оставьте меня в покое!» «Почему же вы сразу не признались? Ну, рассказывайте, теперь я уверен, что смягчающие вину обстоятельства…» И так далее, и тому подобное.

— Ты не знаешь, — сказал я, прерывая полет фантазии и возвращаясь к суровым реалиям жизни, — ты не знаешь, случайно, какая у тебя…

Я хотел спросить, какая у нее группа крови, но не успел, потому что вдруг услышал шум мотора.

— Катер! — я мгновенно вскочил.

Над водой расстилался туман. Но шум мотора был слышен отчетливо. Я не мог определить, откуда он идет. Я сложил руки рупором и изо всех сил закричал:

— На помощь!

Я покричал на восток, повернулся и крикнул на юг, потом на запад и на север. Мне даже показалось, что где-то сверкнули огни. Где-то сзади нас… Или нет…

— Так-так-так, — тарахтел катер.

— Давай я попробую! — сказала Франциска и поднялась, когда я сел на скамью. — Высокий голос быстрей услышат!

Она приложила руки ко рту.

— Сюда! Сюда! На помощь!

Халат соскользнул с ее плеч, когда она опустила руки. Мгновение она стояла так, затем зябко закуталась в свой халат. Мы прислушивались.

Звук стихал.

— Вот собака! — в сердцах сказал я.

Взошло солнце. Акула плавала в десяти метрах.

— Они вернутся, — сказала Франциска, утешая, и провела рукой по моей щеке. — У тебя щетина, Лео.

Я закурил последнюю сигарету. Руки у меня дрожали.

— Да, — сказал я, — они обязательно вернутся!

И протянул сигарету ей.

Она взяла, сделала глубокую затяжку и процитировала рекламный плакат:

— Человеку современному без «Мальборо» не обойтись!

Я засмеялся:

— Ты настоящее сокровище!

— Каннибал! — ответила она.

Мне очень хотелось снова сесть рядом с ней, но я остался на своей скамейке. Смял пустую пачку, запустил ею в акулу, разумеется, не попал и стал любоваться красками восхода над морем. Земли не было видно, все еще стоял туман. Я взял со скамейки вторую часть туалета Франциски, мокрую и мятую, и привязал под трусиками.

— Пусть развевается на мачте! — сказал я. — Вроде вымпела. На борту — высокие гости.