Моя прекрасная убийца

— С нетерпением буду ждать Рождества! — ответил я и обогнал ее.

Слышал бы нашу пикировку Фойерхак, подумал я, приплясывая на горячих камнях.

Но вместо Фойерхака ее услышал Карел, славный маленький чех. Он грустно опустил свою стриженую ежиком голову и посмотрел на выходящую из воды Франциску так, будто сердце его разрывалось от печали.

Мне, в свою очередь, пришлось терпеть домогательства англичанки, во что бы то ни стало решившей натереть мне спину кремом.

Я сходил к отелю, купил в качестве вступительного взноса двенадцать порций мороженого и, с трудом удерживая их в руках, вернулся к компании, встретившей меня, точнее — мороженое, радостными воплями.

Винтеры, вздремнувшие после обеда, появились на пляже с двумя надувными матрацами. Они, как мне показалось, несколько холодно поздоровались со мной, сели и тут же уткнулись в свои журналы. Наверное, они правы. Что это я, в свои тридцать с лишним, затесался в молодежную компанию?

Откуда им было знать, что мое легкомысленное поведение диктуется служебным долгом. Впрочем, мне самому мое поведение вовсе не показалось шокирующим. Компания мне нравилась. Все, кроме Карела, восприняли меня нормально.

После ужина в ресторане начались танцы. Фрау Винтер несколько смягчилась, когда я, с согласия ее мило улыбающегося супруга, занятого литровой бутылкой красного, пригласил ее на первый танец. Оркестр был ужасный. Они превратили менуэт Боккерини в фокстрот, а генделевскую «Аве Мария» — в медленный вальс. Какое кощунство.

Затем я пригласил танцевать Франциску и заказал бутылку красного вина.

— Самого лучшего, — высокомерно сказал я официанту, и он мгновенно принес бутылку за 5000 динаров, что означало добрых 15 марок. Это меня слегка потрясло, потому что до сих пор я пребывал в полной уверенности, что Югославия — страна, где уж вино-то должно быть дешевым.

Франциска вышла к ужину в серебристо-сером платьице из перлона, нейлона или чего-то в том же роде, я в этом не очень разбираюсь, и сделалась еще привлекательней. Через час, когда многие из постояльцев отеля разошлись, наша компания объединилась и с помощью официанта сдвинула освободившиеся столы в один длинный ряд. Маленький Карел успел-таки сесть между мной и Франциской. Все наперебой приглашали друг друга танцевать и веселились от души. Я заказал еще одну бутылку вина, которая стоила на три тысячи динаров меньше, а судя по вкусу — и еще дешевле, и станцевал по очереди со всеми дамами из компании, с Бетси даже дважды — однако лишь затем, чтобы потом, к великому огорчению Карела и Бетси, всецело посвятить себя Франциске, которая танцевала лучше всех.

Шел одиннадцатый час. Я чертовски устал и заказал кофе, который подавали здесь в маленьких медных турках. Он был очень крепким и сладким и быстро взбодрил меня.

Мы танцевали блюз, Франциска и я. Она держала мою руку, другой рукой я обнимал ее за талию, ее грудь касалась моей. Мы танцевали молча. В открытое окно я видел над верхушками сосен большую, желтую, почти полную луну. С моря дул легкий, прохладный ветер.

— Как вас зовут? — спросила Франциска.

— Трудно сказать, — ответил я.

Тут между танцующими парами к нам протиснулся официант.

— Тысячу извинений, — сказал он, переводя дыхание, — Франциску из Гамбурга к телефону!

— Меня? — испуганно спросила Франциска и опустила руки.

— Да, побыстрее, пожалуйста! — энергично закивал головой официант. Она оставила меня и вслед за официантом стала пробираться к выходу.

Я вернулся на свое место. Карел танцевал с Бетси, которая была выше его на голову. Они смеялись. Вот и прекрасно.

Кто мог звонить Франциске? Узнает ли она сейчас обо всем? Наверняка.

Танец закончился. Все зааплодировали. Музыканты заиграли что-то быстрое, напоминающее собачий вальс и румбу одновременно. Между столами появилась Франциска. Она шла медленно. Ее плотно сжатые губы побелели. Огромные глаза, казалось, ничего не видели. Лицо побледнело, несмотря на загар.

— Что случилось? — спросил я, вставая.

— Ничего, — ответила она, не обращая на меня особого внимания. — В самом деле ничего. Просто мне нехорошо… Наверное, вино… Я… — Она сняла свою маленькую белую сумочку со спинки стула и сказала:

— Я лучше пойду. Спокойной ночи!

Она пересекла зал и вышла на террасу.

Терраса заканчивалась каменными ступенями, которые выводили на узкую, посыпанную щебнем дорогу, огибавшую пляж. Я увидел, как Франциска спустилась по ступеням и исчезла. Я бросился следом.

— Фройляйн Янсен! — я окликнул ее вполголоса. — Позвольте мне немного проводить вас! Послушайте, вам нельзя оставаться сейчас одной!

Она обернулась, посмотрела на меня и сказала срывающимся голосом:

— Оставьте меня, наконец! Что вы понимаете!

— Я понимаю одно — вы нуждаетесь в помощи, — сказал я. Мне и в самом деле очень хотелось ей помочь, но вот в чем должна была заключаться моя помощь… Словом, сами понимаете…

Она пошла дальше. Я зашагал рядом. Стояла чудесная ночь, теплая, полная неведомых мне пряных ароматов. Пахло соснами, лавандой, олеандром и в то же время — соленой водой и рыбой. На другой стороне бухты местные парни пели заунывную народную песню.