Моя преступная связь с искусством

Дайан ди Прима:Нет, совсем наоборот. Зен говорит, что никакого контроля не нужно. Подумайте о картине, о японской картине. Там нет никакого контроля, но зато присутствует громадное количество дисциплины и выдержки, вложенных в создание этой картины. Именно это я имею в виду, когда говорю о редактировании поэм… писать так, чтобы не приходилось ничего редактировать. Вот японский художник Хокусай. Когда ему было семьдесят, он наконец выучился рисовать точку. Он сказал, что если ему отпустят еще десять лет жизни, то он научится рисовать линию.

август 2002

Сан-Франциско, Калифорния

ресторан Amberjack Sushi, Church & 16th

Все остальное — это джаз

Интервью с Алессандро Барикко

Российскому читателю представлять Алессандро Барикко не нужно. Этот итальянский чудак, коренной туринец, музыкальный критик и пианист-любитель, вошедший в писательство, если можно так выразиться, через оркестровую яму, дебютировав книгой о композиторе Россини, пишущий шелковую, чувственную, чуткую прозу, в которой есть место и кораблекрушениям, и волшебным шкатулкам, уже давно нам знаком. И по снятому по его новелле фильму известного режиссера Торнаторе «Легенда о пианисте», который никогда не сходит с корабля, на котором родился, и по переведенным на русский новеллам и романам «Шелк», «Море-океан», «Город», «Без крови». Барикко, которого критики уже окрестили «поздним романтиком», полностью разрушает наше представление о «вечно голодном артисте» — он одновременно и отмеченный премиями востребованный литератор, и привыкший к publicity,умеющий себя подать шоумэн, и, наконец, бизнесмен, один из пяти основателей школы искусств. Он явился на интервью точно по времени, в своих джинсах и фирменной футболке и со своей деловитой учтивостью больше похожий на американца, чем на итальянца, и уделил нам около часа — сразу же после интервью должна была состояться его встреча с исполнительным директором школы на предмет обсуждения финансовых дел. Так как наш разговор происходил сразу после мирового чемпионата по футболу (у итальянцев две страсти — это футбол и еда, и, поскольку итальянцы, по словам другого коренного туринца Эндрю Меклина — наименее патриотичный в мире народ, их патриотизм обычно проявляется в приверженности родной футбольной команде), мы начали беседу с вопроса о любимой команде Барикко. В финале «Ювентус» сражался с «Миланом», а поскольку владелец «Милана» — ненавидимый Барикко «Берлуска», Барикко пришлось болеть за «Ювентус». Обычно же любимая команда Барикко — это местная туринская команда «Торино». Барикко знает английский язык не слишком хорошо, чтобы общаться на нем, и поэтому интервью велось на итальянском. Хочется воспользоваться возможностью и поблагодарить Эндрю Меклина за помощь при переводе.

Вопрос:Как обычно рождается Ваш новый текст? Например, когда один из героев «Море-океана» художник Плассон приступает к работе, он всегда начинает рисовать с глаз. А с чего начинаете Вы?

Алессандро Барикко:Все обычно начинается с мелких, блескучих деталей, которые кажутся мне значимыми. Эти детали — будто клетки, будто небольшие организмы, обладающие своим собственным звучанием. Затем повествование строится вокруг этих клеток. Начало книги — это всегда какой-то жест, или предложение, или предмет. Какие-то события потрясают твое воображение, и ты начинаешь исследование, накручивая повествование на эти детали.

Вопрос:В России недавно вышла и сразу же стала популярной Ваша новелла «Без крови», в которой рассказывается о девочке, которая видела, как убивали ее отца, но сама чудом осталась жива. Когда она выросла, она разыскалаодного из убийц, ставшего к тому времени беззащитным пожилым человеком.

Конец повести неожидан. Вместо возмездия, которого страшится убийца, приходит любовь, любовь в физическом смысле этого слова. Почему Вы пишете про войну?

Алессандро Барикко:Моя последняя книга «Без крови» — это исключение, так как обычно я не вкладываю в понятие «война» никакого особого смысла. В «Без крови» показан мой личный взгляд на войну. В любой другой моей книге война — это своеобразный прыжок, неожиданный поворот в чьей-то судьбе, динамический инструмент истории, который все приводит в движение и все обращает к началу, к истокам вещей.

Вопрос:В одном из Ваших романов есть впечатляющая сцена: Адмирал играет в шахматы с Атаманом. Если он выигрывает, то все хорошо, а если проигрывает, то он должен умереть. Мне это напомнило фильм Бергмана «Семь печатей», в котором странствующий рыцарь, играя в шахматы, сражается с дьяволом за свою жизнь. Как Вы относитесь к Бергману и можете ли назвать какие-то другие фильмы и режиссеров, которые на Вас повлияли?