К невероятному аниному счастью дверь снова скрипнула, впуская мужчину. Кажется, звали его Летер или Лунтер, что ли? Впрочем, в этом враче самым примечательным было не имя, а манера себя держать: обычно он посматривал свысока, причем не только на Сатор, но и вообще на всех окружающих. Теперь же вошел неровно, бочком глядел как-то… Иди речь о ком-то другом, то Анет бы такой взгляд назвала просящим. Но этот холеный бородач, кажется, просить в принципе не умел.
— Слушай, Бараш, — господин с невыясненной фамилией кашлянул в кулак. — Нелдер говорил, что ты вроде знатный диагност?
— Да? — от удивления Сатор даже позабыла на прозвище обидеться.
— Так да. Не глянешь? А то я чего-то… Ну вот засело и не отпускает, понимаешь! Если опять будет расхождение диагноза[26], то меня старший по головке не погладит. Мало ли? Да еще мужик этот от госпитализации отказался. Я уж Брунеру подсовывал, он и посоветовал к тебе сходить. Мол, ты глазастее.
— Ну-у, давайте, гляну, — согласилась Анет не слишком уверенно, пытаясь заправить волосы за ледяные уши — короткие кудряшки заправляться не желали, вываливались.
После Брунера — одного из старейших и, что гораздо серьезнее, опытнейших врачей смены — что-то там «смотреть» было откровенно страшновато. Да Сатор и самого старика побаивалась, уж больно значительно он выглядел. Главное, Ани пребывала в глубокой уверенности: о ее существовании Брунер и не подозревает.
— Ну вот, смотри, — бородатый наклонился-навис сверху, подсовывая ей под нос карту вызова. — Мужик, сорок пять лет, хроническая язва. Обострение, надо понимать. Боли, рвота — все как по учебнику.
— А монитор что показал? — Спросила Анет, пытаясь отодвинуться от листка, назойливо лезущего ей в нос.
— Да, монитор, — вроде бы смутился бородач, вытаскивая из кармашка карты кристалл записи, не очень умело разворачивая тускловатую смазанную проекцию. — Уже смотрел, нету там ничего.
Сатор изящным выверенным жестом — и, чего уж там, не без здоровой порции самолюбования — крутанула проекцию, щелкнула пальцами, делая изображение четче и ярче, ткнула ногтем.
— Вот! Нет, не туда смотрите, чуть левее. Теперь видите? Боюсь, никакая у вашего мужика не язва, а самый настоящий инфаркт.
— Да нет тут ничего, — заявила Вернер, перегнувшаяся через левое плечо Ани — от докторши терпко и совсем не по ночному пахнуло сладкими духами. — Вернее, что-то есть, но… Сомневаюсь я.
— Об абдоминальной форме[27] никогда не слышали? — ощетинилась Сатор.
— Я много о чем слышала, — не без язвительности приподняла брови брюнетка, — даже про пятнистую лихорадку Скалистых гор. Но такие редкие звери, да в наших широтах…
— Инфаркт от широт не зависит, — огрызнулась Анет, возвращая кристалл бородачу, — а на вашем бы месте я пациента все-таки проверила. Мой дядя такие предчувствия, вроде ваших, называет врачебной интуицией.
— Ах дядя, — многозначительно улыбнулась Вернер.
— Он, — подтвердила Ани, одергивая халат. — Я своими родственниками довольна, а вы?
— Наверное, у тебя диплом с отличием? — Вернер эдак многозначительно глянула на бородача. — И в школе круглой отличницей была?
— В частной гимназии, — поправила Сатор. — Правда, читать мониторы меня не там научили. Но в остальном вы абсолютно правы. Извините, мне нужно отойти.
Ани вышла, тихонько прикрыв за собой дверь. На душе было мутно и кошки когтями поскребывали. Ну вот с чего, спрашивается, завелась, едва не нахамила? Дядю невесть зачем приплела. И без того к ней здесь относятся, мягко говоря, не слишком дружелюбно. И вот стоило оно того?
А, может, на самом деле стоило?
Такое у людей любой профессии иначе как: «сама себе нагадила» — не называется. Связалась с этим инфарктом! Мало того, что не слишком приятный осадок остался, отношения наверняка подпортила, так еще и наворожила. Сначала почти два часа провозилась с не слишком понятной аритмией у молодого и с виду вполне здорового мужика, естественно, уверенного, что с ним «ничего такого» нет, а потому не желавшего в больницу ехать. Так под самый конец смены нарвалась на стенокардию, расцветшую на фоне хронической ишемии.
Женщина, сильно смахивающая на постаревшую гувернантку — идеальную такую, будто прямиком из иллюзион-спектакля — конфузилась, поминутно извинялась, что позабыла с вечера лекарство принять, от чего и случилось беспокойство, порывалась напоить Анет чаем, свое состояние упорно именовала «грудной жабой», а Сатор «барышней».
Но, главное, стенокардия оказалась подлой и упрямой, боли никак сниматься не желали, несмотря на все уверения дамы, будто она «буквально» возродилась. И Ани начала подозревать, что без госпитализации тут никак не обойтись. А это было не слишком хорошо: утро, в больнице не до приема «свежих» пациентов, других, насущных дел хватает. Сколько бабушка прождет, пока ее осмотрят, неизвестно и чем за такое небрежение отплатит вот эта стенокардия, неизвестно тоже. В общем, ничего приятного, зато плохого целая куча.