Моя профессия ураган

— Только это Эротический театр! — бесстыже поправил меня он.

А вот дочка смотрела на меня внимательно, и я поняла, что она требует объяснений, чем это мы занимались на полу так долго и самозабвенно, когда ей по полу даже лазить не разрешают.

— Папа делал маме еще одну Савитри, — объяснила я ребенку.

Та засмеялась от радости, захлопав в ладоши.

— Папа, пожалуйста, сделай ей две! — совершенно отчетливо попросила его Савитри.

— Второе платье за один день, — обречено сказала я, рассматривая разорванную тряпку. — Негодяй такой, ты не мог его снять?

Негодяй такой молчал, ответив только мимолетно поджатыми в ухмылке губами, не отводя от меня взгляда и не разжимая объятий. Я хотела собрать и это платье, но мне не позволили.

— Не выпускай ее из рук, — сказал ему Хан.

Он так и делал.

— Дай я переоденусь, — сказала я.

— Зачем портить третье платье? — хладнокровно сказал он. И, видя мое смущение, выдал хладнокровно же решение вопроса. — Давай накроемся общим плащом, — предложил он. — И волки сыты, и овцы скрыты.

Что мне оставалось? Только смириться…

Конечно, это не могло не сработать в перспективе…

— Хан, берите Савитри и забирайтесь к черту, — сказала я, когда мы в третий или четвертый раз оказались на полу. — Я не собираюсь устраивать вам тут представление.

— Оставьте Савитри и забирайтесь к черту, — внес поправку Лан.

Тэйвонту глухо заворчали.

Савитри сама потянула их в детскую. Чтобы не мешали маме делать сестренку. Это мама еще что-то не туда приладит как всегда, — потом объяснила она мне…

Но я уже их не видела.

— Следующий раз, запомни — моя девичья кровать стоит вон в той маленькой комнате, — сказала я ему, чуть не плача.

— А чего слезы? — весело спросил он. — Да, я же сегодня уезжаю! — притворно вспомнил он, стукнув себя по лбу, кладя меня на кровать.

Мы зарылись в мягкую, пуховую постель голыми, накрылись одеялом и обнялись. Он принялся выцеловывать мое мокрое лицо, ловя губами мои слезы.

— Боже, как хорошо, — прошептал он в восторге. — Поплачь еще!

— Ты неисправим, — сквозь слезы кому-то пожаловалась я.

Незаметно мы провалились в тихий, теплый полусон, где медленные ласки, мягкие, прохлаждающие объятия добавляли, давали ощущение сказочности и нежного тепла этой блаженной полудреме.

Положив безвольные руки ему на плечи, я прижалась к его лицу и неторопливо пробовала губами его сильные, нежные губы; то безвольно начинала покрывать поцелуями его грудь; то в полусне прижималась по-детски и осыпала сотнями невинных, прохладных, детских поцелуев его родные черты: долго-долго, часами, и не могла остановиться… Будто я была околдована и оказалась вместе с Ланом в колдовском мире, где все застыло, где я была настоящей спящей царевной, и даже принц не будил меня поцелуями, а погружал в медленно струящееся волшебство своими нежными ласковыми, такими родными руками. Где-то на краю сознания пульсировала отчаянная, испуганная, мучительная мысль, что все это временно, что сказочное царство — иллюзия, и Лан с легкостью оставит меня, как только натешится. И тогда чары развеются, как дым, оставив меня среди развалин моей все еще детской души — мысль, подсказанная всем прежним жестоким опытом.

Но сил противиться этим рукам, несущим чары, не было. Когда они скользили вниз, по стройным бедрам, гладили впадинки и ложбинки, нежно-нежно скользили вдоль тела вверх, уверенно ложились на груди, я только застывала и погружалась в сказочный мир все глубже, тянясь навстречу им, словно они сами помирились с моим телом… Это был мой мир, хоть на какое-то мгновение…

Я тогда не подозревала, как ужасно он кончится…

Какой-то шум пробудил меня.

— Принц, где ты? Черт возьми! Так мы едем сегодня, черт возьми или нет?! — ворвался в эту сказку чей-то возмущенный крик. Я прислушалась — за дверью был гул людских голосов, там стояли люди, кто-то пытался прорваться.

— Да, мы сегодня же вечером уезжаем отсюда! — приподнявшись на локте, громко подтвердил принц, тоном, не подлежащим обсуждению. Подтвердил, без малейшего обращения внимания на меня…

Сказка медленно разбилась на мелкие скалочки…

Я даже не поняла сначала, что произошло. Он так легко отказался от меня, после того, как натешился мной, что это оставило отпечаток какого-то дурного сна, но не реальности…

Я не изменилась в лице, тщетно пытаясь сохранить на лице вымученную, дрожащую, с последними остатками надежды на то, что этого не произошло, просительную униженную улыбку. Я была убита. Нет хуже — я умерла.

Скажи нет, это не правда!!

Он встал, отводя глаза.

…Сердце противно ухнуло в бездонную пропасть вместе со всеми надеждами. С замершим безжизненным лицом я смотрела, как он встает с кровати, оставив меня.

Сил говорить и плакать не было. Там, где было сердце, сейчас почему-то оказалась льдинка, холод которой противно расползался по мне. А ведь еще сегодня, оно, глупое сердце, еще надеялось, что ты вернешься и мы будем счастливы. Оно получило сполна.