Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг.

Появление на горизонте возможности войны с Россией, конечно, повлияло на оценки положения Финляндии в руководящих кругах Германии, а также, в целом, на отношение Германии к Финляндии. Я лично не думал, что Германия вступит в войну с Советским Союзом, по крайней мере, до тех пор, пока на Западе бушует большая война, поскольку считал, что подобное предприятие будет не по силам даже могучей Германии. Вернусь к этому вопросу позднее. Эти размышления не повлияли на мои взгляды и действия в части, касающейся отношений между Финляндией и Советской Россией.

На смене 1940–1941 годов наши отношения с Советским Союзом были далеко не в лучшем состоянии. Тем не менее я надеялся и по-прежнему был убеждён, что, с одной стороны, удовлетворение потребностей военной безопасности Советского Союза и поддержание хороших отношений с великим соседом, с другой – сохранение собственных идеалов и образа жизни нашего народа, его принадлежности к Северу Европы, не находятся в противоречии.

ХIV Накануне новых мировых событий. Мой уход с поста посланника

Ранее я говорил, что согласился на пост посланника в Москве на короткое время, на три месяца; затем продлил своё пребывание там сначала до осени, а потом и до весны 1941 года.

По своему характеру я серьёзно отношусь к возникающим вопросам, и поэтому моё пребывание в Москве, связанное с постоянным рассмотрением трудных и важных дел, давалось мне нелегко. «Надеюсь в ближайшем будущем завершить свою командировку здесь», – писал я в телеграмме в МИД 26 сентября 1940 года.

В феврале я сообщил, что ухожу со своего поста в конце мая. Считал, что свои функции я, в целом, выполнил. Правда, отношения между Финляндией и Советским Союзом не были столь хорошими, как они могли бы быть, но ряд важных вопросов, как вытекающих из Мирного договора, так вставших в иной связи, были решены. Моё желание покинуть свой пост подкреплялось и тем обстоятельством, что я был не удовлетворён политикой нашего правительства в отношении Советского Союза. Хотя правительство в основном принимало мои предложения, ход рассмотрения вопросов, на мой взгляд, не всегда был достаточно взвешенным, и политика зимой 1940–1941 годов, особенно в связи с проблемой никеля, не была в должной степени осторожной. 20 февраля 1941 года в телеграмме в МИД я писал: «Поскольку замечаю, что наши мнения относительно внешней политики нашей страны не всегда достаточно совпадают, поскольку вы не доверяете моим политическим оценкам и опыту, и поскольку ни в коем случае не хочу иметь малейшее отношение к политике, которая может привести к катастрофе, то направляю с ближайшим курьером Виттингу заявление о моей отставке. Тем самым, однако, не хочу доставить правительству ненужные сложности». К тому же я заметил, что правительство больше не считает мои услуги стране столь необходимыми, что моей обязанностью было бы пожертвовать собой и остаться в Москве. «Таким образом, вопрос может быть разрешён к взаимному удовлетворению», – писал я министру иностранных дел.

В середине марта 1941 года вместе с женой я посетил Хельсинки. В тот же день был на переговорах у президента вместе с премьер-министром Рангеллем, министром иностранных дел Виттингом и нашим посланником в Берлине Кивимяки. В последовавшие дни встретился с представителями самых разных кругов. Слышал от находящихся в стране немцев, правда, не занимающих ответственные посты, открытые речи о начале в ближайшем будущем войны между Германией и Советской Россией. В Финляндии в это также достаточно широко верили. Хотя мои мысли, расскажу о них позднее, шли в другом направлении, всё это привело к тому, что, сообщил министру, что ухожу в отставку так быстро, насколько это только возможно. Однако мой уход перенёсся на конец мая.