Моя революция. События 1917 года глазами русского офицера, художника, студентки, писателя, историка, сельской учительницы, служащего пароходства, рев

Декрет о земле, также принятый 26 октября 1917 г. на заседании II Всероссийского съезда Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, вообще являлся просто плагиатом, поскольку его окончательный проект В.И. Ленин составил, используя Примерный наказ, подготовленный эсеровской редакцией «Известий Всероссийского Совета крестьянских депутатов» на основе 242 местных крестьянских наказов и опубликованный там же 19 и 20 августа 1917 г. (в № 88 и 89). Согласно Декрету о земле, помещичья собственность на землю отменялась немедленно и без всякого выкупа, а помещичьи имения и «все земли удельные, монастырские, церковные, со всем их живым и мертвым инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями» переходили в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов. Одновременно, в связи с провозглашением в Декрете о земле социализации крестьянской земли, права частной собственности на землю полностью лишались не только помещики, но и крестьяне[79]. Реально Декрет о земле, ставший верхом политической демагогии, имел исключительно агитационное значение и экономически был абсолютно нецелесообразным.

Еще 19 мая 1906 г., на заседании I Государственной думы, главноуправляющий землеустройством и земледелием (т. е. министр земледелия) А.С. Стишинский сообщил, подразумевая пахотные угодья, что количество частновладельческих (помещичьих) земель равнялось 33 000 000 дес., казенных – 4 000 000, удельных – 1 800 000, церковных – менее 2 000 000, всего – 41 000 000[80]. За период с 1 января 1905 г. по 1 января 1915 г. дворянское землевладение в целом сократилось с 49 768 200 дес. до 38 985 100 дес., т. е. на 10 783 100 дес., отойдя преимущественно, через Крестьянский поземельный банк, тому же крестьянству[81]. Однако, даже если, применительно к 1906 г., сопоставить 41 000 000 дес. с пространством удобной надельной (крестьянской) земли, исчислявшейся в 112 000 000 дес., окажется, что отчуждение всех помещичьих, казенных, удельных и церковных земель и передача их крестьянам увеличили бы крестьянское землевладение на 35 %, т. е. в незначительной степени. Если же иметь в виду, что в среднем надушу мужского пола в 1906 г. приходилось по 2,66 дес. пахотной земли, прини мая в расчет соотношение пространства пахотных и иного рода удобных угодий в составе надельных земель, то прибавление отчужденной земли увеличило бы крестьянское землевладение в среднем на одну десятину на душу мужского пола[82].

Прогнозы А.С. Стишинского полностью оправдались, поскольку в результате распределения земель сельскохозяйственного назначения на территории Европейской России в 1919 г. крестьянское землевладение возросло: на 2,6 % (Северный район), 43,6 (Северо-Западный), 34,4 (Западный), 14,9 (Центрально-Промышленный), 32,5 (Центрально-Земледельческий), 47 % (Поволжский), всего (без Пермской и Уфимской губерний) – на 29,8 %. По уточненным данным от 15 апреля 1922 г., площадь удобной крестьянской земли в среднем увеличилась на 4 %[83]. Передача крестьянам помещичьих и казенных земель полностью лишила их заработка от этих земель, который в 1906 г. равнялся 450 000 000 руб. в год, и привела к понижению урожайности отчужденных земель, которая, по разным оценкам, была выше урожайности крестьянских земель на 15–25 %. Между тем уменьшение урожайности земли на 20 % угрожало сокращением производства хлеба на 150 000 000 пудов[84]. Поскольку помещичьи хозяйства, в отличие от крестьянских, работавших, прежде всего, на себя, работали на рынок и являлись основными поставщиками товарного хлеба, поступавшего в города и обеспечивавшего хлебный экспорт, ликвидация помещичьей земли привела к оттоку хлеба из городов и наступлению в них голода, более страшного, чем в блокадном Ленинграде, и унесшего в 1918 и 1919 гг. миллионы жизней. «Нам обещали хлеб, – говорилось в Декларации состоявшегося уже 13 марта 1918 г. Чрезвычайного собрания уполномоченных фабрик и заводов Петрограда. – А на деле нам дали небывалый голод»[85].