Моя русская жизнь. Воспоминания великосветской дамы. 1870–1918

Едва вступив в ограду, где располагалась Киево-Печерская лавра, солдаты-большевики вытащили из постели бедного семидесятилетнего старика и приказали ему следовать за ними. «Куда и зачем?» – спросил он. «Увидишь!» – был ответ. В темноте они отвели его в небольшой лес рядом с монастырем и расстреляли.

Многих наших друзей вытащили из их домов и убили, обвиняя в оказании помощи украинцам. Среди них были и юноши девятнадцати – двадцати лет, ставшие офицерами в годы войны. Их согнали в парк у дворца, где во время войны останавливалась вдовствующая императрица, а сейчас жили командиры большевистских войск, захвативших город. В парке лежали трупы убитых молодых людей, причем убийцы срывали с них одежды. Одна только семья потеряла пять своих мужчин. Лишь с огромными трудностями жены и матери убитых смогли забрать их останки и похоронить. И даже тогда им не дали гробов.

Осознав, что творится вокруг, я поблагодарила Господа за то чудо, которое сохранило жизнь моему мужу и его товарищам-офицерам, жившим в нашей квартире.

Я узнала, что некоторые французские офицеры из военно-воздушной миссии союзников на нашем фронте, которые не смогли уехать во Францию, были выброшены большевиками из своих квартир. Тотчас же я отправилась к ним, уговорила их прийти к нам и оставаться у нас. Потом мы прикрепили снаружи табличку, извещавшую, что квартира занята французской миссией, надеясь тем самым хоть немного обезопасить как себя, так и членов этой миссии.

Эти офицеры изо всех сил старались убедить меня, что если уж большевики пощадили нас поначалу, то теперь уж не станут нас трогать. Они полагали, что слухи преувеличивают истинное положение вещей.

Однако на утро следующего дня они получили повестки, в которых им приказывалось прибыть к полковнику Муравьеву, командовавшему большевистскими войсками, оккупировавшими город. Полковник Муравьев был выходцем из очень хорошей семьи и во время войны служил в дивизионе бронеавтомобилей, поднявшись до звания командира дивизиона. И тем не менее он не стыдился находиться во главе этих кровожадных бандитов!

Французские офицеры прибыли к Муравьеву во дворец в 9.00. В час дня они возвратились, не помня себя от ужасов, которые там увидели. У одного из них на самом деле в то утро появились седые волосы. «Княгиня, княгиня! – восклицали они. – Это просто неописуемо!» Они рассказали, что по всему дворцу – кровь, а бедняги-арестанты сидят на полу, без пищи, дрожа от холода. Еще до того, как они добрались до дворца, они натыкались на кучи раздетых и искалеченных трупов. Из окна комнаты, в которой их приняли, они видели тело офицера, расстрелянного в парке за домом. Им сказали, что миссия должна покинуть город, поскольку в ней уже нет нужды, а война заканчивается. Вне себя от счастья, что могут убраться подальше от сцен, которым они были свидетелями, офицеры собрали свои вещи и уехали в ту же ночь. Однако перед тем, как выбраться из России, им пришлось преодолеть долгий путь, потому что они могли покинуть страну только через Архангельск, поскольку все другие пути были закрыты.

Мы редко осмеливались выходить на улицу после всего того, что услышали. Тем не менее в тот же самый день, когда уехали французы, мне пришлось выйти из дому, потому что пришла мать одного молодого человека по фамилии Михайлов – единственного ее сына – и стала умолять меня отправиться в одежде медсестры во дворец и попросить пощадить его жизнь, потому что он был арестован. Она упала на колени, умоляя меня, и я, конечно, не могла ей отказать. Я один раз попробовала, но безуспешно, а потом вместе с другой сестрой сумела добраться до дворца, где сама увидела наводящие ужас груды трупов, лежавших там десятками. Среди них я узнала тело одного старого генерала по фамилии Рыдзевский, которому было восемьдесят шесть лет. Рассказывали, что он пытался спрятаться в Свято-Никольском монастыре, но его обнаружили и протащили по улицам за ноги – это похоже на правду, потому что голова трупа была совершенно разбита.

Я увидела печально известную правую руку Муравьева – матроса Ремнева, который был еще хуже, чем его хозяин, и обладал страшной властью над большевистской толпой, которая его боялась. Пальцы его были сплошь усеяны украденными кольцами, и в одной руке он обычно носил хлыст, а в другой часто держал золотую табакерку. У него было лицо настоящего бандита. Я спросила его о гражданине Михайлове. Он показал мне на следующую комнату и грубым хриплым голосом сказал пойти туда. Там сидела какая-то девушка и писала на столе, на котором лежали какие-то грязные бумаги. Я спросила ее о моем протеже, но она лишь устало заглянула в грязный список и произнесла: «Михайлов… Михайлов? Поищите его в парке», имея в виду, что он расстрелян.

Я поспешила прочь из этого дворца ужасов туда, где стояла мать, ожидая меня за воротами. Я не смогла рассказать ей того, что произошло, опасаясь ее непредсказуемого поведения, ведь последствия для всех нас могли быть самыми худшими. Я попыталась убедить ее, что для ее сына будет сделано все, что можно.